Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

– Вот это было бы прямо ужасно! – говорю я. – Я не хочу ехать домой в такое время! Я нужна здесь! А дома все разрушено: прислугу отпустила, квартира холодная…

– Видишь ли, я думаю, что для тебя просто необходимо поехать и отдохнуть после всего пережитого здесь. Я напишу Яше, он все приготовит для твоего приезда.

– А не лучше ли, если я пока буду работать в Карсском госпитале? Все же это будет ближе к тебе. Ты сможешь приезжать туда.

– Нет! Пожалуйста, поезжай сейчас домой. Я буду спокойнее. А тем временем я все разузнаю. Если госпиталь там хороший, а мне удастся найти квартиру или хорошую комнату, сейчас же напишу тебе, и ты приедешь. Хочешь – возьми Гайдамакина с собой.

– Нет, он мне не нужен. Я же не буду открывать весь дом! Займу одну или две комнаты. Дворник будет топить печи. Но горничная мне нужна, а моя Маша служит у Яши. Ты напиши ему, чтобы она ко мне вернулась временно.

Вот и опять перемена! Плохо ли, хорошо ли, а с войной мы как-то мирились. Все неудобства сглаживались, не так остро ощущались, порой даже забывались. Все как будто наладилось, как надо. Казалось нормальным, что по две недели не мылись, что Ваня спит на полу, что постельное белье желтое, непростиранное и, конечно, совсем не глаженое. Едим бурду вместо супа. Хлеб черствый. Посуда вся калеченная и плохо вымытая. Всегдашний холод в жилище кажется нормальным явлением… И вот опять полная ломка налаженной жизни! Больше всего я беспокоюсь за мужа! Заберется он в эту глушь; начнет опять много пить. Здесь, пока мы были вместе, он сдерживался и пил гораздо меньше. А эти типы, братья Костины, опять будут спаивать его. Они не смели при мне даже приходить к нам в дом, если муж не потребует их сам. Я запретила им покупать напитки для мужа… А теперь останется муж один, станет ему скучно – и опять появится выпивка, а с выпивкой влезут и эти братья-жулики Костины!

Сегодня стала укладываться. Решили ехать до Карса вместе с мужем в двуколке. А в Карсе сяду на поезд.

Из Сарыкамыша я выехала на двуколке Клюкина, а по дороге уже пересела к мужу.

– Клюкин, скажи мне, пожалуйста, правду, почему лошади грызут забор? Правда ли, что у них чешутся зубы? – задаю я ему вопросы, которые давно уже не дают мне покоя. Каждый день лошади привязываются вдоль всей ограды и стоят там несколько часов, греясь на солнце. Забор был деревянный, дощатый. Лошади его почти весь сгрызли. Это я видела каждый день и всех спрашивала причину, так же как и муж. Но никто ничего мне не объяснил. Муж сам тоже не знал, что это за странное явление? Теперь я нарочно поехала с Клюкиным, чтобы выпытать у него правду.

– Нет, барыня, это не так! Зубы у старых лошадей не чешутся… А только они всегда голодны! Вот и грызут все, что ни попадется… А к забору мы их привязываем нарочно, чтобы старший врач видел…

– Слушайте, Клюкин! Почему вы не скажете ему прямо, что лошади голодны?!

– Эх, барыня, боимся! Старший врач больше верит заведующему хозяйством Костину… Были случаи! Мы намекали. Так он на нас же и накричал: вы-де, никогда ничем не довольны и всякого готовы облить грязью! Ну, мы ничего больше и не говорим. А лошади голодают! А Костины денежки кладут в карман!

– И это истинная правда, Клюкин?

– Вот как перед истинным Богом – правда! Мы все ведь видим, что эти братья Костины делают. Но они сумели подойти к старшему врачу, и он им верит, а нам – нет! Они только вас боятся. Пока вы были здесь, они не лезли к старшему врачу. А вот как только вы уедете, так опять будут пить вместе. И будут делать, что захотят.

– Клюкин, какие ты страшные вещи рассказал! Если все это правда, так ведь они погубят моего мужа!

– Да! Так оно и будет. Они его споят! Вот тогда целые ящики доставляли всяких напитков. Сами-то купят задешево, а ему подадут счет чуть не на тыщу рублей! Они, барыня, хитрые – убийцы! Нарочно поят его, чтобы старший врач не читал счетов! А с пьяных-то глаз человек подмахнет что угодно! Вон мы сала не получаем с первого дня, как попали в транспорт!

– А знает старший врач, что вам полагается сало? Почему вы не заявите ему об этом?

Какой ужас! Лошади голодны! Команда недовольна! Заведующий хозяйством просто-напросто – мерзавец и жулик! А муж пьет и думает, что все хорошо и благополучно. Это ужасно! Как я могу уехать и оставить его одного?

– Стой! Я пойду к мужу и все расскажу ему.

– Нет, пожалуйста, не сейчас только! Вот когда мы приедем на новое место, мы сами заявим претензию. Вот тогда все и откроется!

– Так ты ведь таких страшных вещей нарассказал мне, что я не могу уехать домой и оставить мужа этим негодяям.

– Да, это точно, что негодяи они, барыня! Но вы поезжайте с Богом. А если что случится со старшим врачом, я вам напишу, – серьезно сказал Клюкин.

– Правда, ты напишешь мне все?

– Правда, напишу. А теперь ничего не говорите ему.

В Карсе на вокзале такая огромная толпа, что нет никакой возможности получить место в купе. Муж поставил у самых дверей Гайдамакина, чтобы, как только откроют двери, первому войти и занять для меня место. Вдруг подходит старший Костин и говорит, что место для меня уже занято.

– Разве где-нибудь открыта дверь? – спросил муж.

– Нет еще. Но у меня кондуктор – приятель. Я ему сказал, и он оставил в купе место.

Что мне оставалось делать? Я его поблагодарила. Когда он отошел, я сказала мужу:

– Пожалуйста, будь осторожен! Я слышала, что эти Костины очень нечестные люди…

– Я сам думаю над этим давно. Но у меня нет никаких данных для их обвинения. А оба они страшно милы со мной и стараются, работают изо всех сил.

– Они споят тебя одного, без меня!

– Ну что ты! Как будто я маленький мальчик, с которым можно делать что-нибудь помимо моего желания.

– Хорошо, родной мой. Я верю тебе и буду ждать от тебя хороших известий и, как только будет возможность, сейчас же приеду к тебе опять.

Вот первый звонок! Мы пошли к дверям в общей толкотне и давке. Когда мы вошли в вагон, кондуктор сам нашел нас и указал купе.

– Сюда пожалуйте, – указывая на нижний