Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

– Что ж! Рада за нее! А как твой Алексей? Где он?

– Сидит в окопах. У сальянцев много убитых офицеров. А мой Алексей даже не ранен.

– А ты, Яша, почему мрачный?..

– С перепою голова болит…

Приехали домой. Дети повисли у меня на шее. И все, что они слышали в разговорах взрослых, теперь задавали мне бесконечные вопросы:

– Тетя Тина, где дядя Ваня? Турки не взяли его в плен? Дядя Ваня лечит турок? А ты видела турок? Они страшные?..

На другой день пришла обещанная девушка. В широкой до пят юбке, на голове шерстяной платок, завязанный под подбородком узлом, белясые волосы заплетены в косу. Недавно приехала из Саратовской губернии и в горничных еще не служила. Но мне и не нужна была особо опытная. Мои потребности стали много скромнее, чем до поездки на фронт. Могу сама мыться; без посторонней помощи одеваюсь и раздеваюсь…

– Даша, а можешь кофе сварить?

– Смогу, если покажете…

Неуютно в моей квартире. Мебель в чехлах сдвинута по углам. Дворник натопил печи, и в комнатах тепло. Но я только одну мою спальню и привела в порядок. Когда прохожу по другим комнатам, то стараюсь не смотреть по сторонам – неприятно. Приходят квартиранты и так же, как и дети, задают бесконечные вопросы о пережитом и о минувшей опасности. Сами же рассказывают с величайшими подробностями все, что было, а также и то, чего не было во время наступления турок на Сарыкамыш, что я, слушая их, пришла в ужас. После них мне стало совсем нечего рассказывать! Мои рассказы казались совсем бледными и неинтересными…

– Разве с такими дикарями можно воевать по-благородному, по-рыцарски? – говорит отец Нины. – Подумайте только! Несколько поездов с госпиталями захватили. Раненых перебили. Врачей перебили. А сестер милосердия раздели донага, и каждый турецкий солдат привязал к своему поясу за косу сестру и так и водил ее, пока несчастная не умирала в жестоких мучениях!..

За два дня я отдохнула с дороги и сегодня решила пойти в город. Да, кстати, зайти и к портнихе, узнать, что нового в дамском мире. Портниха моя тоже была в курсе всей Сарыкамышской операции. Она радостно встретила меня:

– Ах! Мадам Семина, как я рада видеть вас живой. Такие страсти мы здесь читали про ваш фронт. Я думала, больше не увижу вас живой. А как доктор?

– Он ничего, здоров, спасибо!

– Ах, мадам Семина! А у нас полон город новых дам. Я завалена заказами… Никогда раньше я не шила столько дорогих платьев, как теперь. Из старых заказчиц мало кто приходит. Как-то я встретила вашу полковую даму, мадам Иванову, бедная в трауре. И такой у нее нехороший вид, что я не решилась и спросить ее, по ком траур она носит. Хотя видно, что по мужу?

– Да, капитан Иванов убит.

– Мадам Семина! Какие странные заказчицы теперь приходят. Все молодые, руки красные, пальцы толстые, лица странные – нездешние.

– Почему вы думаете, что нездешние?

– Я никогда не видела таких раньше у нас в Баку. Заказывают все дорогие платья. Недавно пришли две дамы, принесли дорогую материю и говорят: «Сшейте по карточке; с корсетом!» Я спрашиваю: «С каким корсетом?» – «А с таким, что барыни носют»! Я стала объяснять, что корсеты для всех одинаковые. А они говорят: «Да мы никогда не носили корсетов! Не умеем их носить! Да я его, проклятого, никогда не надела бы, да муж заставляет, говорит, будь как барыня! Потому я теперь прапорщик! Все равно что офицер!» Ну, мы пошли в магазин, и я купила. Но, как надену, просто дышать в нем не могу. Может быть, я не так надеваю. А муж ругается. Если ты без «карсета», не могу, говорит, я тебя в благородное общество повести как «свою супругу!..» А другая потребовала: «Сшей мне такое платье, чтобы ни у кого такого не было!» На нашей улице открылся новый ресторан-кабаре «Луна». Всю ночь до утра гремит там музыка.

– Мадам Артюнова, я сейчас ничего не заказываю. Посмотрю сначала материи. Мне нравятся моды этого года.

– Мадам Семина, моды в эту зиму замечательные! Юбки клеш на подъеме или узкие, драпированные для вечера. К Рождеству я шила для вашей Нины Ивановны бархатное, малиновое, драпированное, вечернее. Очень шикарное вышло платье.

– Мадам Артюнова, задержите время и для меня; я что-нибудь буду шить.

Выйдя от портнихи, я пошла на бульвар. Мне хотелось посмотреть на море. Погода в это время стояла чудная, теплая, совсем весенняя. На бульваре было много гуляющей публики. Около кафе и киосков с мороженым все столики были заняты молодыми офицерами с дамами: у дам букетики живых цветов, приколотые на груди, – совсем по-весеннему. Лакеи едва успевали подавать заказанное. Все пьют, едят, смеются, громко разговаривают. Густая толпа ходит по широким дорожкам, обсаженным молодыми фисташковыми деревцами. Море спокойное, гладкое. Вон как хорошо виден остров Нарген[18], голый, без единого деревца или кустика. Видны новые бараки: это для пленных турок. Всех пленных после Сарыкамышского разгрома привезли на этот остров. (С помощью местных бакинских татар некоторые из турецких офицеров бежали с острова Наргена[19].) С двенадцати часов дня Бакинский бульвар всегда был полон публики, но сегодня меня поразило сколько молодых, здоровых мужчин, штатских и в военной форме, в будний день весело проводят время с дамами на бульваре. Точно и войны нет никакой! Молодые офицеры или прапорщики гуляли со своими дамами непременно под руку, хотя мне казалось, что им было очень неудобно идти. Дамы шагали невпопад и делали такие большие шаги, что кавалер едва поспевал за своей дамой. По-видимому, все считали это хорошим тоном. Дама такого франта в военной щегольской форме шагала широко и размашисто, держась крепко за руку своего кавалера, а в другой руке несла бумажный пакет и размахивала им, весело и громко смеясь.

Я села за освободившийся столик и стала наблюдать за публикой. Никого из старых сальянцев не было видно. Не было и наших полковых дам… Сколько раз я сидела здесь с мужем до войны! Обычно играл наш полковой оркестр. Публика была своя; все лица знакомые. То подойдет товарищ мужа по гимназии, а теперь инженер; то товарищ по университету, то офицер – сослуживец по полку. Подходят, здороваются, разговаривают друг с другом, как члены одной большой семьи; они все живут в разных домах, но вот сошлись вместе и, как всегда, рады друг другу.