Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

едва вытаскивают ноги из размятого, глубокого, серо-красного снега. Наконец мы свернули на дамбу и обогнали «мертвый» караван. Посреди дамбы встретили Ткаченко. Сначала я его не узнала; он весь был обвешан нанизанными на веревку башмаками.

– Стой, Клюкин! Ткаченко! Откуда у тебя эти башмаки?

– А вот, с горы…

– С горы? Да что они, валяются там?

– Нет! Я снял их с убитых турок…

– Что ты! Как ты можешь это делать! Это невозможно! Ведь это мародерство!..

– А что, барыня, ведь мертвых – закопают! А разве убитому турку не все равно, босиком или в башмаках гнить?! А тут я их высушу и продам.

– Да разве это позволено делать?! Я же сказала тебе, что это мародерство!!

– Да нет же, барыня! Я просто ходил и выбирал, какие поновее, и снимал. Так уси солдаты делают! Кто мешать будет?! Вы, барыня, пожалуйста, ничего не говорите старшему врачу. А то он меня убьет, если узнает… А почто добру пропадать? Турки то же самое делают.

Да! Я вспомнила, как они раздевали еще не умерших своих товарищей на станции Ново-Селим.

– Вон я сейчас ходил искал, какие поновее башмаки. Так на одном чулки совсем как наши, русские, что наши бабы вяжут! А вот подхожу и вижу на одном турке совсем новенькие башмаки! Ну, давай снимать. Один снял, ничего. Стал другой тянуть, не снимается. Я наступил на его ногу и как потяну! А он как застонет – о-о-ох! Так я прямо чуть не бросил добрый башмак!

– Ткаченко! Так ведь турок же живой! Неужели ты его разул и бросил умирать?! Почему ты не позвал кого-нибудь помочь принести его вниз?! – чуть не плача, говорю я. – Идем! Покажи, где он! Можешь ты найти то место, где он лежит?

– Могу. Да он теперь помер уже…

– Ты его убил?!

– Так он ведь только чуть был жив! А как я наступил ему на раненую ногу, так он и помер…

– Ты его убил! Ты его убил! Раненого убил! – повторяю я, готовая закричать от ужаса. – Клюкин, поезжай скорее.

– Барыня! Не говорите барину, – кричит вдогонку нам Ткаченко…

Звери! Звери люди! Хотелось кричать на весь мир…

– Клюкин! Ведь они, эти турки, такие же солдаты, как и наши!

– Конечно! Такие же! – согласился он. – Ведь обирать убитых – грех и преступление!

– А неужели Ткаченко убил этого умирающего турка?!

– Может, и убил. Да что с ним делать-то, барыня?! Ведь он наш враг, этот турка! Нам самим сейчас продовольствия не хватает… А тут еще за ним смотри и его продовольствуй! – серьезно говорит Клюкин.

– Это временно не хватает: поезда не ходили, а запасы из складов перед боями все вывезли! Ну и нехватка получилась. А Россия может прокормить и себя, и еще две таких Турции!..

– Да, это верно, барыня! Да, может, Ткаченко просто набрехал! Чтобы попугать нас да показаться нам, какой он герой! А может быть, самому со страху все померещилось! Тоже ведь: хоть и день, но ходить «середь упокойников» нехорошо. Да где там в такой мороз выживет турка несколько дней? Да еще раненый! Слышь? На раненую-то ногу наступил, да еще потянул сапог? Да! И на что он их набрал, этих сапог-то?! У нас казенного сколько хочешь. Как только сносились, сейчас же, пожалуйте, новенькие! Жадность человека обуяла. Продавать хочет!.. – закончил свои рассуждения Клюкин.

Теперь мы повернули уже на шоссе вдоль горы, где были все время самые большие бои. И опять та же кошмарная картина: трупы, трупы! Горы трупов навалены вдоль всего шоссе. Они падали, сраженные пулями, друг около друга, смачивая друг друга кровью, и так и замерзали. А теперь пришли наши солдаты и стали стаскивать тела под гору. Возьмет и тащит за руку одного убитого, а за ним тянутся еще несколько таких же, смерзшихся вместе. Вон один лежит поперек трупа и точно хочет стрелять из-за прикрытия. Но у него нет половины головы. Череп срезан, и, точно в чаше, застыли окровавленные мозги. Я отвернулась, но вдруг увидела что-то странное и дикое! Около самого вокзала была сложена большая красная пирамида из тел в самых разнообразных позах…

– Клюкин! Посмотри! В такой-то мороз, а они в одних рубахах! Кто это?

Но не успел он ответить мне, как мы уже подъехали ближе, и я увидела, что это были не живые люди! Огромная группа на уровне вокзальной крыши была из… трупов турецких солдат!! Они были во всевозможных позах: нижние, как подставка, лежали наваленные как попало. Но выше некоторые сидели в разных позах. Другие стояли по несколько трупов вместе, обнявшись. А на самом верху стоял труп с вытянутой вперед рукой, с лицом, повернутым к Сарыкамышу и с оскаленными в страшной улыбке зубами. Издали они казались живыми, и я их приняла за живых людей. Такие им были приданы естественные позы… Вблизи эта группа мертвецов была страшна! Страшна и видом своим, и смыслом – как бы издевательства над жертвами подвига самопожертвования…

– Это казаки сделали! Пущай смотрят на Сарыкамыш, если взять его не смогли и наших голов порубить не сумели… – сказал Клюкин.

Турки были совсем раздеты. На трупах были только штаны с расстегнутыми поясами и вывернутыми карманами. И ситцевые красные и розовые рубахи с расстегнутыми воротами. Большинство босые.

Только что наша двуколка остановилась около вокзала, к нам подошли казаки и, показывая на пирамиду и хохоча, сказали мне:

– Сестрица, подивитесь!

Из вокзальных дверей выходили все новые и новые казаки, и все наперебой друг перед другом рассказывали мне все подробности этого сооружения. Они были все молоды и громко хохотали, показывая белые зубы. На них были прекрасные меховые шубы, все почти надетые враспашку. А под ними виднелись суконные черкески, в тонкой талии перетянутые кавказским щегольским ремешком с серебром. На головах лихо заломлены каракулевые папахи. Они как бы олицетворяли в себе могучую силу и красоту Российского войска… Только я слезла с двуколки, чтобы идти, они обступили меня:

– Сестра, видите, сколько мы набили турка?! Это мы вас защищали! А где вы были, когда мы сражались?! – спрашивали те, кто был ближе ко мне…

– А с горки на вас смотрела! – говорю я, невольно заражаясь их весельем.

– Эх! Черноглазая! – говорит кто-то в толпе казаков…

– Да жаль! Маша, да не наша!..

В это время подошел фельдшер и, обращаясь ко мне, говорит:

– Барыня, я видел раненых. Перевязывать не надо! Можно так грузить и везти в госпиталь.

Казаки расступились, и я пошла на вокзал. Мы быстро погрузили раненых и поехали обратно. Сдавать раненых