Живой Дагестан - Владимир Д. Севриновский

толпе. Сотни сельчан шли на церемонию мимо старых домов с тонкими колоннами, поющих нищих и детей с темными стягами. Стражи на окрестных холмах защищали святилище со стороны гор. У входа нас обступила толпа крепких ребят. Они знали: чужаки планируют дерзкое преступление – фотосъемку одного из самых интересных и красивых обрядов, которые только можно увидеть в России.

Иногда Ашуру ошибочно называют праздником. И действительно, сунниты 10-го числа месяца Мухаррам постятся в знак благодарности Аллаху за спасение пророка Мусы (Моисея) от фараона. Также они верят, что в этот день Ноев ковчег причалил к суше. Но самые известные ритуалы Ашуры проходят у шиитов. Для них это день траура в память о мученической гибели имама Хусейна, его сводного брата Аббаса и семидесяти их сподвижников. В 680 году умер Муавия, первый халиф Омейядов. В Дамаске воцарился его сын Язид. Внук Пророка имам Хусейн отказался присягать ему – ведь по давнему уговору Муавия не имел права назначать преемника и уж тем более основывать династию. Отовсюду имам получал жалобы недовольных правлением Язида. Весть об этом дошла до халифа. Положение Хусейна стало опасным, и он откликнулся на призыв жителей города Куфы на территории нынешнего Ирака, обещавших ему поддержку.

По пути в Куфу, близ местечка Кербела, войско Язида окружило и отрезало от воды караван Хусейна. Немногочисленный отряд имама погиб, спутницы мучеников попали в плен. Это произошло 10-го числа месяца Мухаррам, и церемония в память о трагедии называется Ашура – «десять» по-арабски.

Такие обряды проходят во всех странах с крупными шиитскими общинами – Иране, Бахрейне, Азербайджане, Афганистане, Ираке… В России шииты живут в основном на крайнем юге Дагестана. Большинство из них – азербайджанцы Дербента и его пригородов. Но в горах, в окружении суннитских соседей, чудом сохранилось лезгинское селение Мискинджа – единственный горный аул страны, населенный представителями этой веры. По легенде, они происходят от персидских воинов, стоявших в горах гарнизоном и впоследствии ассимилировавшихся. Здесь ритуалы самые красочные. Если в Дербент на Ашуру стекаются шииты из Москвы и Баку, в Мискинджу приезжают сами дербентцы. Люди, целый год не заглядывавшие в мечеть, приходят на обряд, а затем нередко обращаются к вере. Вот только о том, как проходит церемония в горах, за пределами Южного Дагестана не знает почти никто. И теперь мы понимали почему.

Наши камеры забрали и сложили в небольшой мечети возле деревянного ковчега, разрисованного портретами мучеников Кербелы и их родных. Спереди властно сжимал меч имам Али – отец Хусейна. Его голову окутывало золотое сияние, напоминающее нимб. Этот ковчег олицетворял палатку юного Касема, племянника имама. По легенде, он отправился навстречу гибели сразу после свадьбы. Неподалеку колыхался транспарант: «Вся земля – Кербела, каждый день – Ашура». Это не просто фигура речи. Каждый день молящиеся шииты преклоняют голову на плитку турба с глиной из Кербелы и вспоминают о трагедии.

Вокруг мечети против часовой стрелки ходят женщины. Они верят, что, если обойти три раза, исполняются желания. Сотни зрителей поднимаются по узким тропкам и занимают места на широком естественном амфитеатре. Мискинджинки в траурных одеждах рассаживаются на крутом склоне. Шелестят зеленые сумки с садака. Дети сжимают треугольные флажки. Дальние ряды заняты мужчинами. Внизу с посохами и четками восседают старейшины. Ветер – холодный, пустынный – ерошит черные облачения. Кажется, он дует прямо из VII века и все еще впереди – кольцо огня вокруг шатров, топот войска и гибель героев. Под удары огромных барабанов, лязганье музыкальных тарелок и пение нашидов из мечети поднимают палатку. Десять часов утра. Шествие начинается.

– Когда их отрезали от воды, Хусейн сказал сподвижникам: «Мы пришли на базар смерти. Кто не покупает – не стойте здесь», – шепчет мне на ухо сосед, усевшийся посреди тропинки. – Но никто не покинул своего имама.

Два мальчика несут белый транспарант с надписью на арабском: «О, Хусейн!» За ними трепещут в детских руках знамена с портретами мученика, его отца имама Али и убитого стрелой сына-младенца Али Асгара. Колонной идут пожилые люди. Сильные парни несут палатку Касема. За ней – другие флаги и «зинжир-дюган». Так называется процессия мужчин в черном, ритмично бьющих себя зинджилями – плетками с цепями – через длинные прорези в рубахах. Иногда они восклицают: «Шах Хусейн! Вах, Хусейн!» Из-за этого церемонию часто называют Шахсей-вахсей. Перед ними пятится бритый человек. Он декламирует по книге нужные слова и задает ритм. Несмотря на брутальность церемонии, удары не так страшны – кожа краснеет, но крови нет. Две шеренги мужчин в белом глядят друг на друга, сходятся и расходятся перпендикулярно общему направлению, при этом двигаясь вперед с остальными. Левой рукой идущие сжимают край рубахи соседа, правой – бьют себя в лоб, показывая готовность умереть за имама Хусейна.

– Раньше интернета не было, историю передавали обрядами, – поясняет всезнающий сосед.

Все громче грохочут кожаные барабаны – по легенде, в войске Язида их рев заглушал воззвания сподвижников внука Пророка, так что воины не знали, на кого поднимают руку. Процессия свивается в кольцо, делает три витка. Вместе с нею скручивается и само время. Каждый момент длится вечно, но не успеешь перевести дыхание – и все закончилось. Ряды смешались, столпились в центре. Дети весело трясут плетками, мужчины достают сигареты. Палатку поднимают над толпой, возвращающейся в селение.

– Держите, фотографируйте! – Охрана отвлеклась, и небритый дед быстро протягивает нам камеры.

Мужчины снимают шапки перед расписным ковчегом, женщины касаются его отрезами материи и деньгами, которые тут же опускают в ящик для садака. Посреди палатки Касема среди окровавленных фигур блестит чистое зеркало. Верующие в простых просторных одеждах проходят снизу, отражаются в нем. Кажется, будто мученики и ныне живущие сливаются воедино, растворяются друг в друге, и сотни ударов в грудь звучат как биение огромного сердца, единого на всех шиитов – и прошлых, и будущих.

У Алипаши яркий румянец и редкие юношеские бакенбарды. У него странная манера говорить, и он неважно учится в школе. Но сегодня – его день. Алипаша ведет ватагу детей на мавлид. Ребятишки в борцовских куртках и повязках с арабскими надписями смеются, горланят речовки о героях Ашуры и проклинают Язида, сравнивая его с террористами. По трубе в центре дороги журчит вода. Над советским памятником погибшим на войне полощется черно-красный транспарант: «Никогда, клянусь Аллахом, мы не забудем Хусейна, и это – наш завет». Дети бегут, приплясывая, во двор, где будут бить себя цепями по обнаженной спине.

Обряды поминовения начинаются задолго до Ашуры. В Дербенте сразу после Курбан-байрама наступает