Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

гнетёт, что гложет. Элин и сама до конца не понимала. Многое копошилось в её голове. Ей приснилась умершая мать, с которой ей во сне никак не хотелось расставаться, она тянула к ней руки и бежала следом, пока та улетала куда-то в прозрачно-голубое пространство, но догнать не смогла. Проснувшись, Элин пару дней ходила сама не своя. Поделившись сновидением с Сынхёном, она старалась найти в нём уверенность в том, что этот сон к чему-то хорошему. Но к чему? Задавая себе вопрос, что хорошего она ждёт от жизни, Элин почему-то не находила ответа. Свою единственную мечту – Сынхёна, она получила, пусть и не успев ещё насладиться ею сполна, да и разве можно насытиться таким исполнением мечты? Девушка понимала, что целой вечности мало для её любви, чтобы она успокоилась и иссякла. Она не умещалась в рамки одной обычной, человеческой жизни, её хотелось ширить и ширить, этого исполинского чувства как раз бы и хватило на много-много детей, похожих на отца, да ещё бы осталось. Элин вновь начала терять вес, обеспокоив тем Сынхёна. Вроде бы и аппетит был в норме, и она ничем себя не изнуряла, но всё равно слабость и недомогания взялись словно из ниоткуда. Ухудшение состояния стало резким под Новый год. Как раз нужно было идти на очередной осмотр-наблюдение, чтобы убедиться по поводу здоровья, что оно в порядке. Но посещение больницы нанесло очередной удар. Ремиссия закончилась. Безмятежные дни оборвались. Рак вернулся.

* * *

Американский врач, ознакомившись подробнее с биографией умирающей пациентки, обратил внимание не только на то, что у неё была генетическая предрасположенность – от того же умерла и её мать, но и на то, что Чхве Элин посещала волонтёром Фукусиму семь лет назад. Радиация, которую там можно было нахватать, объясняла, почему этот случай рака был таким настойчивым и коварным, он рождал метастазы повсюду, и всякое лечение оказывалось бесполезным. Он перекинулся на грудь, но даже отрезав её больной, которой в общем-то было уже всё равно, что с ней делали (зачем грудь, если никогда ею не кормить ребёнка?), доктора не могли остановить болезнь. - Наверное, ей следовало, как Джоли, заранее вынуть все потенциально опасные органы, - в привычной американской манере улыбнулся врач неспособному воспринимать юмор Сынхёну и, закрыв карту, вышел. Элин бросала вызов судьбе, посетив место катастрофы на Фукусиме. Ещё тогда подумав, что всё равно может умереть по той же причине, что и мама, она махнула рукой на предупреждения и отправилась туда. Молодости свойственно не обращать внимание на опасность и подвергать себя ей, чтобы потом, когда повзрослеешь, жалеть о содеянном. Но об этом больше жалел Сынхён. Он не помнил себя весь этот год, только перелёты по лучшим клиникам мира, где обещали дать хоть какуюто надежду на спасение. Израиль, Германия, Китай, теперь Америка. Все самые новейшие препараты, ампулы по сорок тысяч долларов штука, королевское обхождение и содержание. Ничего не помогало, а если и приносило облегчение, то недели на две, после которой рак вновь прогрессировал. Элин не отказывалась ни от чего, уже не спорила, подписывала разрешение на любые испытания над собой, даже внедрение экспериментальных препаратов. Сынхён тряс все связи, всех медиков и ученых, о которых узнавал, не вынося угасания жены. А она, будто бы смирившись и успокоившись, уже тихо, и даже с лёгким предвкушением, ожидала неумолимого конца. Иногда она не приходила в себя по дватри дня, и тогда с Сынхёном едва не случался настоящий приступ. Его трясло, он не ел и не спал, без устали глядя на лицо Элин, шепча, подобно фанатику, чтобы она очнулась, вернулась к нему. Он её звал, звал не переставая, если она проваливалась в небытие. Он отменил всех сиделок и нянек, которые должны были ухаживать за больной, обмывать её, переодевать, кормить, менять капельницы. Он научился сам устанавливать капельницы, он делал всё, что требовалось, если приходилось – спал на полу возле койки, как собака свернувшись на коврике. Потом Элин открывала глаза, и он тотчас был перед ней, с улыбкой, делающий вид, что выспался и бодр, как никогда. Она улыбалась ему в ответ. Они медленно и тихо разговаривали, недолго – пока у девушки хватало сил. Сынхён изредка погружал её на кресло-каталку, укрывал и отправлялся с ней на прогулку, чтобы Элин подышала свежим воздухом, посмотрела на рассвет или закат, одним словом – на солнце и облака, на небо, на деревья, на проезжающие машины, на окружавший их мир. За полгода до того, как всё стало совсем безнадёжно, когда Элин находилась в очередной клинике с мировым именем, туда прилетел Джиён. Не афишируя свой приезд, не предупредив о визите, он поздоровался с удивившимся Сынхёном и, когда они пожали руки, сказал: - Иди, отдохни, выпей кофе, я пока за ней присмотрю. – Друг недоверчиво покосился на прибывшего. На мгновение ему пришла безумна мысль в голову, что тот хочет доконать его супругу, которую никогда не любил. Да и пойдёт ли на пользу Элин такое уединение? С человеком, которого она презирала много лет. - Всё в порядке, - сказала вдруг она и кивнула. – Иди, мы пока побеседуем о чём-нибудь. Убежденный, Сынхён вышел. Джиён подвинул стул к кушетке, огляделся. Осознал, что курить некоторое время не придётся. Посмотрел в результате на Элин. - Не буду спрашивать, как дела, - улыбнулся он. - Сделай такую милость, - ответила она ему тем же. - Я по делу, - вдруг ошарашил он. Девушка даже приподнялась на подушке. Видя, что она слаба, Джиён встал и помог ей выправить подушку под спиной. - Ко мне? По делу? - Да, по твоему делу. – Он опять сел. – Я нашёл в Тибете одного шамана. Старика. Чёрт его знает как, но он лечит буквально от всего. Тебе он тоже наверняка поможет. - Ты… искал, как мне помочь? – Другого корыстолюбивого и привыкшего себя видеть бездушной дрянью человека это замечание-вопрос смутило бы, но Джиён только пожал плечами. - Все искали, и я поискал. - Зачем? - Ради хмыря этого, - кивнул он головой в ту сторону, куда ушёл Сынхён. Элин опустила ресницы. Но обдумывала она в своём молчании не известие, полученное от Джиёна, не возможность попытаться излечиться снова. - Ты хороший друг Сынхёну. - Это случайно получается. - Джиён, я… думаю, что тебе я могу сказать. – Она посмотрела ему в змеиные и хитрые глаза. –