Письма. Том второй - Томас Клейтон Вулф

и сомнений, может задуматься, не слишком ли велики здесь мастерство и хитрость, чтобы с ними справиться. (Пожалуйста, не думай, что я так думаю – я безмерно тронут и благодарен за твое письмо и очень рад, что получил его). Я пытаюсь сказать, что мужчинам с детства так часто говорили о тонкости женщин и так часто предостерегали от тщеславной самоуверенности в общении с ними, что даже когда нам кажется, что мы знаем, что знаем, нас сдерживает страх, что мы обманываем самих себя, что даже когда мы читаем тщеславие и гордость в поведении других, как бы ни были они нам симпатичны, на самом деле мы сами виновны в тщеславии и гордости. Высказав все это, в качестве единственного средства защиты и оправдания, я собираюсь выбросить осторожность из окна и рассказать тебе, что я чувствую и что, по моему мнению, пошло не так.

Проанализируем наши отношения с самого начала, а это было всего около трех месяцев назад. Когда я впервые встретил тебя, мне показалось, что мы молоды и, «одиноки в этом мире», хотя у нас были друзья, которые были верны и добры к нам, и наша жизнь в то время была достаточно спокойной, хотя у нас обоих были тяжелые времена в прошлом. Возможно, я все еще искал землю. Когда утром я покинул тебя и шел к метро по пустынным улицам, среди огромных и нечеловеческих масс зданий, я испытывал чувство огромного ликования и радости от мысли, что на свете есть такие молодые женщины, как ты. Как я уже говорил, я видел тебя во всей этой обстановке – у великой реки с ее мостами и скользящими огнями, в огромном городе на рассвете – ты была одна, сильная, смелая и независимая; ты пережила тяжелые времена, не изменившись; все в тебе было мило и прекрасно, и вдобавок у тебя была хорошая работа (которая тоже казалась мне захватывающей и прекрасной); ты была очень способной и, вероятно, одной из самых красивых и желанных молодых женщин на земле.

Кстати, я упомянул о работе, потому что подумал, насколько такие женщины, как ты, более желанны и соблазнительны, чем южанки, которых я знал в детстве: я думал что здесь, в Нью-Йорке живут прекрасные девушки, на хорошей работе, у которых есть свои квартиры и которые не прочь пропустить стаканчик. Южные девушки стали для меня отталкивающими: их тягучий голос, их кокетливые повадки, их извинения за то, что они работают, или хвастают тем, что никогда не работали, теперь я думаю о них с таким отвращением, что считаю их грязными, тупыми, глупыми, мерзкими, с кучей расчесок и волос на комоде и прогорклым горшком для купания под кроватью. Все в тебе было таким чистым, милым и желанным; ты была такой же независимой, как и я, ты требовала от меня не больше, чем я от тебя, мы были двумя свободными и порядочными людьми, и в то утро, когда я шел домой, Нью-Йорк казался великолепным в молодом свете, и я подумал, что знакомство с тобой, было одним из лучших событий, которые когда-либо случались со мной.

Я так подробно останавливаюсь на этих деталях, потому что хочу, чтобы ты знала о состоянии моих чувств. Я не могу надеяться воспроизвести все состояние радости, которое я испытывал, потому что в нем было так много оттенков, но я думаю, что одним из элементов, который был самым важным, было это чувство достоинства и независимости, я думал, что мы оба справедливы и равны в наших отношениях, в равной степени даем и берем, признаем равную долю и удовлетворение. Позже ты стала говорить другие вещи о наших отношениях, о том, что они не могут быть такими прекрасными и полными, какими могли бы быть, пока между нами не возникнут более глубокие и фундаментальные отношения. Я спросил тебя, не имеешь ли ты в виду брак, и ты сказала, что, возможно, да, но ты не требуешь этого, а хочешь чего-то полного и, сколько бы это ни длилось, что было бы главным опытом, пока это длится. Когда я думал об этом, мне показалось, что откровенный и простой перевод звучит так: ты считаешь, что самые лучшие отношения возникают, когда люди любят друг друга всем сердцем и живут в этой любви преданно и полностью. Я тоже так думаю, и я говорил тебе, что так думаю; но по этой самой причине это не та вещь, которую можно планировать, обдумывать или определять сознательно. Если бы это было так, я был бы глупцом, если бы не попытался сразу же влюбиться в тебя, потому что ты – желанная и прекрасная женщина. Но так не бывает, и я сразу же рассказал тебе о своих чувствах: о радости и ликовании, которые я испытал при встрече с тобой, о глубокой и нежной привязанности к тебе, о том, что ты избавила меня от неприятностей, в которых я находился, о том, что я придавал тебе большое значение.

В свое время ты обвинила меня в том, что я использовал тебя как временное средство, пока работал над книгой и приводил себя в порядок после безумия любви, которое владело мной несколько лет и от которого я только-только полностью оправился. Твои слова могут быть суровой и холодной правдой, но мне кажется более правдивым то, что я думал о тебе с восторгом, нежностью и огромным облегчением, как о… моем друге и спутнике, с которым я мог найти утешение и покой. Я также надеялся, что ты получишь от меня такое же глубокое удовольствие и утешение. Думаю, я прекрасно понимал, что именно ты надеешься получить от жизни, и никогда не спорил с этим, я считал, что ты права, желая этого, но я никогда не обманывал тебя относительно того, что я могу дать, или относительно моих чувств.

Теперь, я думаю, мы подошли к большой разнице в наших чувствах. Я согласен с тобой в том, что является самым лучшим и самым прекрасным отношением между людьми, но при этом я не считаю, что все остальные отношения тривиальны или мерзки. Есть более высокие отношения, чем те, что были у нас, но я чувствую, что те, что у нас были, были хорошими, и я всегда буду рад им и считаю, что стал лучше от того, что они у меня были. Я искренне надеялся, что ты чувствуешь то же самое. Я больше не распутничаю, не шатаюсь из постели в постель, во