Зов Гималаев. В поисках снежного барса - Билл Крозье

долгого перехода начался крутой спуск в Бхиджер, который с нашей высоты показался нам ладным старинным поселением. Бхиджеру в самом деле много лет. Вот что примечательно: даже учитывая великое разнообразие написаний, присущее непальским населённым пунктам, у Бхиджера их, пожалуй, больше всех: Бхиджер, Биджер, Бичер, Пиджор, Пхиджор, Пхиджораон и даже Виджер.

Шан и Боб, мои друзья – авторы путеводителя, рассказали мне легенду о том, как Бхиджер получил своё название. Когда-то давно той местностью заправляла «пройдоха» мышь (byi). Явился лама, чтобы разобраться, – и очень не по-буддийски раздавил её (jer). Вот и получилось Byi-jer. Пхиджер – это синоним, означающий «дохлая крыса».

Существует ещё одна, не менее правдоподобная версия, что название произошло от местного куста Caragana gerardiana, который цветёт жёлтыми цветочками и здесь называется bijera или bitsera.

День был жаркий, так что по прибытии мы с радостью пообедали и выпили воды. Алекс и Майкл уже два часа как добрались до места и теперь осматривали его. Они уже сходили в буддийскую гомпу, посмотрели маленькую больницу и спустились к гомпе бон. Там им сказали, что во второй половине дня будет церемония.

Мы пришли как раз вовремя: пообедав, мы с Алексом отправились к недавно построенной гомпе бон. Перебравшись через ручей, который протекает через Бхиджер, мы услышали бой барабанов и песнопения. Войдя внутрь, мы обнаружили, что в гомпе нет никого, кроме одинокого монаха. Мы уселись на пол, устланный широкими деревянными досками, и двадцать минут слушали молитвы. Легко было просто сидеть, дышать, пребывать в моменте. Лама-очкарик превосходно владел маленьким барабаном бирюзового цвета, орудуя при этом традиционной искривлённой палочкой. Ритм барабанного боя менялся вместе с темпом его гортанного пения, и мелодия получалась гипнотическая. Она достигла крещендо – и утихла на последних долгих нотах, которые монах продудел на ракушке.

Нам было жалко, что всё так быстро закончилось. Монах-музыкант снял шляпу, встал и подошёл к нам. Он был среднего роста, лет пятидесяти с лишним. Носил он современную чёрно-красную парку, наброшенную на традиционное багровое одеяние.

Поприветствовав нас, он представился. Оказалось, это духовный глава и мастер линии наследования монастыря Самлинг, а звали его Янгтон Лама Шераб Тензин Ринпоче. Он с удовольствием хвастался своей новенькой гомпой. Убранство её было превосходное, прихотливое и, на мой любительский взгляд, мало чем отличное от многих буддийских храмов, в которых я бывал. Всю стену занимала библиотека молитвенных книг, неподалёку располагалась коллекция статуэток. Всюду стояли торма и горели масляные лампы.

Некоторые книги, сваленные грудой, были обёрнуты в плёнку: видимо, их собирались развозить по монастырям по всему Тибету – хотя ни логистика, ни законность такого мероприятия не казались мне прозрачными. Может быть, они для местного пользования.

Ринпоче охотно беседовал с нами, радуясь, что может попрактиковать английский. Он дал нам буклет, посвящённый Самлингу, бон, Долпо и своей собственной роли в монастыре. В буклете указано, что Ринпоче также является местным представителем Всемирного фонда дикой природы в Непале. Я рад был познакомиться с таким почтенным джентльменом.

Когда мы переходили ручей на обратном пути в деревню, небо нахмурилось: чувствовалось, что приближается гроза.

За чаем Йен настоял, что пора обсудить варианты: времени оставалось немного.

Мы и так задержались на три дня, добираясь до Бхиджера, и теперь надо было делать выбор. Можно повернуть на юг и продолжить путь через Панзанг до Чарки, оттуда же – в Джомсом. А можно всё-таки попробовать восхождение на гору и оттуда лететь домой вертолётом. Несколько минут мы взвешивали все за и против – и единодушно решили, что отправимся покорять Данфе-Сайл, а беспокоиться об обратном пути будем потом.

После такого важного решения мы с Аласдером спустились на сотню-другую метров к буддийской гомпе на западной оконечности Бхиджера.

Мы приблизились ко входу в старый, выкрашенный охрой буддийский монастырь Несар (от тибетского gNas-gsar dGon-pa). Снаружи сидели деревенские женщины – однако, войдя внутрь, мы никого не обнаружили: там было темно и тихо. Ламы нигде не было видно, только большой молитвенный барабан два метра высотой безмолвно просил повращать его. Мы пропитались атмосферой спокойствия этого места: храм был явно старый, украшенный поблёкшими, ветшающими артефактами. Большой контраст со светлой, новенькой гомпой бон, в которой я побывал недавно. Место было историческое.

Снеллгроув побывал в Пхиджоре во время трёхнедельного постоя в Самлинге. Он добрался сюда тем же путём, что и мы, и поставил палатку в старом храме Бон-по. Побывал он и в буддийском храме: «На северной оконечности деревни стоит маленький храм Сакья-па, который мы посетили следующим утром. В нём находится полный свод тибетского буддийского канона и прекрасное позолоченное изображение Майтреи. В то время здание красили заново». Углеродное датирование показало, что колонны во внутреннем помещении храма относятся к концу XI – началу XII в.

Мы с Аласдером, сами того не зная, бродили по сумеречным залам тысячелетнего здания.

Прямо рядом с гомпой располагалось современное каменное строение в традиционном стиле – диспансер Кумпхен-Шогтсо-Менкханг. Это была та самая маленькая больница, в которой утром побывали Алекс и Майкл. Войдя, мы заговорили с молодым врачом, у которого был здесь пост. Звали его Сагар Махаджар. Он рассказал, что в Бхиджере работает по шесть месяцев, с мая по октябрь, а следующие шесть месяцев живёт в Катманду. В Долпо его назначали уже четвёртый раз. Зарплату ему платят из благотворительного фонда, который, по его словам, помогает и сообществу бон.

Проводя нам экскурсию по стационару, врач показал мне отчёт о предыдущем шестимесячном периоде и рассказал, с какими случаями приходится иметь дело. В маленькой лаборатории можно было брать множество анализов, набор лекарств был велик, вот только врач скучал здесь один. Родные его остались в Катманду, связаться с ними было непросто.

Тем вечером на ужин нам подали куриный суп, сардины и картофельное пюре. Звучит прозаично, но на самом деле было очень вкусно: как раз то, чего организму нестерпимо хочется на большой высоте.

22 мая, воскресенье. От Бхиджера (3846 метров) до доксы (4448 метров) через перевал высотой 5117 метров 9,1 километра

Следующее утро было чудесно солнечным: ни следа приближающейся непогоды. К тому же был день моего рождения, и я угостил своих спутников веджемайтом: специально для такого случая я захватил с собой тюбик. Завтракали на воздухе: каша, хлеб, сыр и веджемайт, который все с удовольствием мазали на чапати.

В восемь двадцать, выступая вверх по долине, мы знали наперёд, что день будет трудный: предстояло перейти протяжённую крутую местность. Через десять минут мы поравнялись с современными зданиями начальной школы Шри-Мукпоронг-Химал. Я вошёл