«…Ради речи родной, словесности…» О поэтике Иосифа Бродского - Андрей Михайлович Ранчин

чем пространства / в ней самой. <…> У тебя для игр ребячьих – / весь песок» (IV; 116). А в рождественском стихотворении «Бегство в Египет (II)» (1995) прямо сказано о песчаной метели в пустыне: «Снаружи молола песок метель» (IV; 203). Но в раннем стихотворении «Рождество 1963» (1964) имеются одновременно снег и песок: «Холодный ветер снег в сугроб сгребал. / Шуршал песок» (II; 20), а в первом «Бегстве в Египет» (1988)– один только снег: «В заметаемой снегом пещере…» (IV; 43).

В «Рождественской звезде» и выражение «холодная местность», и слово зима рядом с лексемой мело при отсутствии пояснения, что это не песчаная буря, побуждают русскоязычного читателя – уроженца Советского Союза, который является главным адресатом поэзии Бродского, видеть именно упоминание о снежной метели, о вьюге. По крайней мере, если и не признавать, что в стихотворении прямо говорится о гонимом ветром снеге, поэт не мог не учитывать ассоциации с вьюгой.

В двух стихотворениях совпадает не только лексема мело, но и указание на простор, на широкое пространство, в котором разыгралась метель. У Пастернака это весь земной мир («по всей земле»). Нарушение пространственных пропорций, совмещение вселенского и присущего лирическому «я» – прием, отличительный для поэта (ср. «И через дорогу за тын перейти / Нельзя, не топча мирозданья» – «Степь»[683]), проявляющийся в отождествлении масштабов всей земли и комнаты со свечой на столе. У Бродского это пустыня, причем соотносятся микромир Младенца и мегамир космоса.

На этом как будто бы совпадения заканчиваются. Но на самом деле это не так. Стихотворение Бродского – рождественское, написано оно было в сочельник западного Рождества, 24 декабря 1987 года, один из самых важных образов в нем – рождественская (Вифлеемская) звезда. Стихотворение Пастернака – тоже рождественское, и в нем тоже присутствует («мерцает») образ звезды.

Последнее утверждение может показаться абсурдным: время (хотя и предельно растянутое или остановившееся: метель длится не одну ночь, а целый месяц) в «Зимней ночи» – не декабрь или начало января, а февраль: «Мело весь месяц в феврале», а звезды в нем нет и в помине. Однако в действительности всё намного сложнее: сквозь февраль здесь как бы просвечивает время Рождества, память о нем. Нужно помнить, что это не «прямое» стихотворение Пастернака: оно приписано автором Юрию Живаго, герою одноименного романа. Создание стихотворения навеяно давним воспоминанием из юности персонажа, который по пути на новогоднюю (рождественскую) елку к Свентицким видит свечу в окне еще незнакомой ему Лары (точнее, в окне комнаты Антипова, где находилась Лариса) – будущей возлюбленной, с появлением которой в жизни Юрия и связана «Зимняя ночь». Приведем цитату, которая будет по необходимости пространной:

Юра смотрел по сторонам и видел то же самое, что незадолго до него попадалось на глаза Ларе. Их сани поднимали неестественно громкий шум, пробуждавший неестественно долгий отзвук под обледенелыми деревьями в садах и на бульварах. Светящиеся изнутри и заиндевелые окна домов походили на драгоценные ларцы из дымчатого слоистого топаза. Внутри них теплилась святочная жизнь Москвы, горели елки, толпились гости и играли в прятки и колечко дурачащиеся ряженые. Вдруг Юра подумал, что Блок это явление Рождества во всех областях русской жизни, в северном городском быту и в новейшей литературе, под звездным небом современной улицы и вокруг зажженной елки в гостиной нынешнего века. Он подумал, что никакой статьи о Блоке не надо, а просто надо написать русское поклонение волхвов, как у голландцев, с морозом, волками и темным еловым лесом. Они проезжали по Камергерскому. Юра обратил внимание на черную протаявшую скважину в ледяном наросте одного из окон. Сквозь эту скважину просвечивал огонь свечи, проникавший на улицу почти с сознательностью взгляда, точно пламя подсматривало за едущими и кого-то поджидало. «Свеча горела на столе. Свеча горела…» – шептал Юра про себя начало чего-то смутного неоформившегося, в надежде, что продолжение придет само собой, без принуждения. Оно не приходило (Первая книга. Часть третья. Елка у Свентицких. Глава 10)[684].

На соотнесенность «Зимней ночи» с рождественскими мотивами указал К. М. Поливанов, проанализировавший приведенный выше фрагмент романа:

Живаго предчувствует здесь свои будущие стихи – прежде всего «Рождественскую звезду» и «Сказку» <…> Но к ним дело не сводится: увидев огонь свечи в окне одного из домов Камергерского переулка (горит она в комнате Антипова, где в это время происходит его разговор с Ларой), Юра начинает шептать рефрен будущей «Зимней ночи» <…> Не приходило «материальное» продолжение (конкретные строки), но продолжение главное уже незримо для героя пришло. Юра пока не может понять, что мерцающая в «блоковской» (и рождественской, и – что не менее важно – городской) атмосфере свеча предсказывает ему не только вторую встречу с Ларой, но и все их последующие встречи (и расставания), вплоть до последней, посмертной, случившейся в той самой комнате, где сейчас горит свеча; все «судьбы скрещенья», «все яблоки, все золотые шары» и едва ли не все (сложно друг с другом соотносящиеся) «Стихотворения Юрия Живаго»[685].

Итак, налицо связь стихотворного текста с биографией героя-поэта – связь рождественских впечатлений вымышленного автора «Зимней ночи» (размышления о теме Рождества и поэзии Блока, о праздновании Рождества, о святочных ряженых, впечатления от свечи в окне) с приписанным ему стихотворением. Таким образом, для Живаго и его создателя несомненны ассоциации между свечой в окне Лары и рождественской звездой. Между прочим, сравнение звезды со свечой содержится в одном из классических, хрестоматийных произведений русской литературы – тургеневском рассказе «Бежин луг»:

К вечеру эти облака исчезают; последние из них, черноватые и неопределенные, как дым, ложатся розовыми клубами напротив заходящего солнца; на месте, где оно закатилось так же спокойно, как спокойно взошло на небо, алое сиянье стоит недолгое время над потемневшей землей, и, тихо мигая, как бережно несомая свечка, затеплится на нем вечерняя звезда[686].

Но связь с Рождеством присутствует в стихотворении Пастернака и иначе: она символически выражена, эксплицирована в нескольких деталях текста «Зимней ночи», которые прямо отсылают к календарно-ритуальному контексту праздника. Эти детали – падающие башмачки и капающий с ночника воск: «И падали два башмачка / Со стуком на пол. / И воск слезами с ночника / На платье капал». Бросание башмачка (носок должен был указывать на сторону, где обитает жених) и топление воска (форма, которую он примет, должна указать на события будущего) – гадания, совершавшиеся на святках, в период от Рождества до Крещения, описанные в таком известном тексте, как «Светлана» Жуковского:

Раз в