"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн

Женщина сбросила его руку.

— Мне страшно говорить, страшно признаться.

— Ты же доверила мне многое. Между нами не должно быть секретов. Мы пережили одно и то же.

Наконец, женщина оторвала ладони от лица и пристально посмотрела на своего попутчика.

— Я тебе сейчас все скажу! — выкрикнула она и тут же разрыдалась.

Опустив голову очень низко, почти на колени, она плакала навзрыд, тело ее сотрясалось от всхлипываний. Мейсон повернул машину к тротуару и остановил.

— Успокойся. Что с тобой, Марта? Расскажи.

— Я! Я! — выкрикивала женщина, не в силах продол жать.

— Ты должна сказать. Это важно, я чувствую, это важно. Если ты не скажешь мне этого сейчас, ты не скажешь никогда. Ты на всю жизнь останешься с этим.

— Этого еще не знает никто, — наконец‑то проговорила Марта, ее голос стал немного спокойнее. — Помнишь, когда мы снижались на самолете, всем казалось, что приземление будет нормальным.

— Да, — кивнул Мейсон.

— Я сидела, прижав своего Робби к груди и боялась выпустить. А потом мне показалось, что все позади, что мы коснулись земли, и я раскрыла, чуть–чуть ослабила объятия. Только чуть–чуть, на одно мгновение. Я даже не помню удара о землю, было это раньше, до того, как я раскрыла объятия или после. Но когда я очнулась, сына у меня не было.

И женщина посмотрела на свои руки так, как смотрела тогда в самолете, когда она искала в дыму своего ребенка.

— И ты думаешь, что виновата в смерти сына? — спросил Мейсон, заглядывая в глаза.

— Да–да, только я виновата в его гибели. Он мог бы жить, если бы я не отпустила его. Я не должна была этого делать. Я обязана была держать его изо всех сил до последнего своего дыхания.

— Ты ни в чем не виновата, — пытался убедить ее Мейсон.

— Нет, только я причина его гибели, — женщина вновь зарыдала, уткнувшись лицом в колени.

— Не нужно укорять себя, — упрашивал Мейсон.

— А сейчас мой муж, — всхлипывала Марта, — пытается через адвоката получить два миллиона долларов и смерть моего мальчика. Но ведь я сама его убила.

— Ты говорила об этом кому‑нибудь еще? — спросил Мейсон.

— Нет, только тебе, сейчас. И то до последнего момента я думала, что не смогу признаться.

— А адвокату? Что ты сказала адвокату?

— Я солгала! — закричала Марта. — Я солгала всем: мужу, адвокату, в церкви. Я говорю правду только тебе, Мейсон.

— Спасибо тебе, Марта. Спасибо за то, что ты веришь мне.

— Я пыталась обмануть саму себя, но из этого ничего не получилось. Поэтому я хотела умереть.

Женщина безудержно рыдала.

— Я виновата во всем. Только я.

— Марта, ты ни в чем не виновата. Абсолютно. Ты не могла его спасти. Я в этом уверен.

— Но ты же не держал его в руках.

— Даже если бы я держал его в руках, — настаивал Мейсон, — это все равно не спасло бы его.

— Нет! Ты не знаешь, — выкрикивала женщина, — он такой крохотный и легкий. Его так легко было держать.

Она вскинула глаза к небу.

— Господи Иисусе! Господи Иисусе! — запричитала она, — я убила своего ребенка и даже на исповеди не призналась в этом.

— Ты ни в чем не виновата. Успокойся, Марта, ты ничем не могла ему помочь.

А женщина все продолжала причитать, словно не слыша слов утешения.

— Я убила своего ребенка.

Наконец, Мейсон, понял, что нужно начать с другой стороны, по–другому попытаться убедить Марту, успокоить ее.

— Конечно, ты виновата! Ты виновата! — громко закричал он.

Марта вздрогнула и, широко открыв глаза, посмотрела на Мейсона.

Он немного спокойнее произнес:

— Да, Марта, ты виновата. Господь дал тебе ребенка и ты должна была его беречь, но ты этого не сделала и поэтому ты виновата. Ты не смогла его уберечь.

Тут временное успокоение кончилось, это был словно болевой шок. От слов Мейсона женщина разрыдалась еще сильнее, теперь уже ничто не могло остановить ее. Она раскачивалась из стороны в сторону, обхватив голову руками.

— Я убила своего ребенка, я не уберегла его. Господи Иисусе! И даже ты, Мейсон, укоряешь меня в этом.

Мейсон распахнул дверцу и выскочил из машины. Он не находил себе места.

— О, дьявол! — кричал он, глядя в темное небо, на котором не было ни одной звезды. — Что делать? Это я, я все испортил. Я испортил все, что смог создать такими усилиями.

Он затравленно оглядывался по сторонам в поисках помощи.

Но улица была абсолютно пустынна. Только в конце тупика Мейсон увидел ярко освещенную фонарем стену с какими‑то странными надписями.

Его осенило. Он бросился к багажнику автомобиля, распахнул его и вытащил блестящий тяжелый металлический кейс Ричарда Гордона, затем распахнул дверцу машины.

— Выходи! Выходи отсюда!

Марта, не понимая в чем дело, плакала.

— Мать Мария! Спаси меня, прости мой страшный грех! Это я не уберегла своего сына.

Мейсон отстегнул ремень безопасности и прямо‑таки вытащил рыдающую Марту из машины. Придерживая ногой кейс, он распахнул заднюю дверцу и затолкал Марту на заднее сиденье.

— Сиди тут. Тут будет лучше. Ты все поймешь.

Марта непонимающе смотрела на Мейсона, причитания ее немного стихли. Он застегнул на ней ремень безопасности.

— Сиди здесь.

— Господи Иисусе, — повторяла Марта, — ты мой единственный свидетель. И ты осудишь меня, потому что знаешь, это я не уберегла своего сына.

Мейсон положил Марте на колени сверкающий кейс.

— Держи, держи его. Это твой ребенок.

— Он не похож на ребенка! Он холодный! — вскричала женщина.

— Держи! Это твой последний шанс оправдаться. Держи его крепко, так как держала Робби, даже крепче.

Марта ничего не понимала, но вцепилась руками в кейс, прижала его к себе изо всех сил, словно это и в самом деле был ее Робби, и она должна была его снасти. Суставы ее побелели от напряжения.

— Представь себе, что это твой ребенок, — шепотом сказал Мейсон, — это твой шанс оправдаться перед собой и перед господом Богом. Ты должна удержать его во что бы то ни стало.

До Марты, наконец, дошло, чего добивается от нее Мейсон. Она согласно кивнула головой. А мужчина осторожно отступил