Мара, дочь Нила - Элоиз Джарвис Мак-Гроу

исчезнет из его жизни. В следующее мгновение он нетерпеливо отвернулся от нее, удивляясь, не сошел ли он с ума. В жизни, которую он избрал для себя как сподвижник царя, не было места для ясноглазых дев. Да и в той жизни, для которой он был рожден, — жизни вельможи Шефту, сына покойного богатого аристократа Менкау, — не было места для простой рабыни, разве что гладить его белоснежные шенти.

И, несмотря на амулет на запястье, он сомневался, что любая из этих жизней позволит ему долго обманывать крокодилов, которые были его судьбой. В эти дни он ходил со смертью под руку.

Нахмурившись, он снова погрузился в нерешенную проблему поиска гонца к царю. Задача была непростой. После разоблачения и скорой расправы над старым дворцовым слугой, услугами которого он пользовался раньше, бесчисленные шпионы царицы будут с подозрением относиться ко всем, кто подойдет к Тутмосу на расстояние окрика. Никто не будет вне подозрений.

«Кроме, — размышлял он, — кого-то со стороны, неизвестного ни царю, ни царице, а потому, по-видимому, не принадлежащего ни к одной из партий…»

Он закусил губу, играя с этой мыслью. Чужеземец? Идея казалась маловероятной, но он был в отчаянии. Какой же чужеземец? Он вдруг подумал о ханаанской принцессе. Возможно, но вряд ли. Он ничего о ней не знал, кроме того, что Тутмос, который и не помышлял на ней жениться, окажет ей ледяной прием. Такой холодный прием вряд ли пробудит в ней беззаветную преданность царю! Она может даже озлобиться и обрушить все тщательно выстроенные планы его сторонников. «Нет, — подумал Шефту, — не ханаанская принцесса».

— Твои мысли тебе не по душе, друг Шефту?

Он быстро обернулся. Мара наблюдала за ним, и он тотчас понял, что ни малейшее изменение в выражении его лица не ускользнуло от нее. Не дура эта девушка.

Он улыбнулся и непринужденно заговорил о плавании, о том, где они причалят на ночь, о чудесах, которые им предстоит увидеть завтра. Но в глубине его сознания начала обретать форму идея — столь поразительная, что он даже не стал ее сейчас обдумывать. На это будет время, когда он останется один и сможет все ясно взвесить, проверить и испытать, убедиться, что это не безумие.

* * *

Семь дней «Серебряный Жук» пробивался на юг, его паруса раздувал ветер с Великой Зелени — Средиземного моря. По обе стороны от его плавно покачивающегося носа длинная земля Египта разворачивалась, словно свиток, открывая поля и болота, обнесенные глинобитными стенами деревни, рыбаков, тянущих сети. Часто с берега доносилось высокое пение жрецов, когда процессия входила в какой-нибудь расписной храм; тихое шипение воды смешивалось с редким криком коршуна высоко в небе. Зеленые щурки мелькали над еще более зелеными лугами, крестьяне трудились у скрипучих водоподъемных колес, а маленькие мальчишки с криками бежали по берегам. И всегда было это ощущение скользящего движения, песня ветра в снастях, яркий, чистый воздух.

Мара мечтала, чтобы это плавание не кончалось никогда. Каждое утро она просыпалась, заново ощущая чудо своей свободы; каждую ночь, лежа в лунном свете, она гадала, какая новая жизнь ждет ее в Фивах. А между тем — вдоволь еды, вкусной еды, и долгие, ленивые часы в обществе юноши, которого она знала лишь по имени Шефту.

Они почти не расставались, да и как на тесном корабле избежишь друг друга, даже если захочешь. Они прогуливались по выдраенной палубе, наблюдали за работой команды или возлежали бок о бок на груде шкур, каждый погруженный в свои мысли. О чем думал Шефту, Мара отдала бы многое, чтобы узнать. Он то и дело погружался в себя, становился почти отрешенным; порой она ловила на себе его взгляд, выражения которого никак не могла понять. Но он с легкостью, которая одновременно и злила, и забавляла ее, уклонялся от самых ее хитрых вопросов.

Вскоре она отмахнулась от своего любопытства. Какая разница? Ей нравилось его общество, нравилось стоять рядом с ним у планширя и слушать его предания о древних, пока над головой хлопали паруса, а сверкающая вода бросала золотые блики на его смуглое лицо. А когда он хотел побыть один, она всегда могла развлечь себя иначе.

Например, было интересно наблюдать за капитаном. За свои семнадцать лет Мара повидала немало речников, но такого нервного — никогда. Когда они с Шефту были вместе, он всегда маячил где-то на заднем плане, бесцельно слоняясь или изображая поглощенность какими-то неубедительными делами, которые неизменно приводили его туда, откуда было удобно наблюдать за пассажирами. Она гадала, не боится ли он, что они сговорятся и уплывут на берег с частью его драгоценного груза. Странно было и то, что он, казалось, все время искал случая застать Шефту одного, но всякий раз, когда такая возможность представлялась, робел, словно не решаясь ею воспользоваться.

Однажды днем, к удивлению Мары, он сам отыскал ее. Она сидела одна, немного надувшись, в тени, которую отбрасывала каюта на миделе. До Абидоса оставалось всего два дня, а Шефту решил провести утро в одинокой задумчивости у кормовых весел. Когда Неконх подошел к ней осведомиться о ее здоровье, она ответила почти раздраженно.

— Все в порядке, полагаю.

— Но настроения, кажется, нет? Где твой вечный спутник?

— Тс-с! Не до него сегодня! Он хмурится, капитан. Интересно, о чем.

— Да, мне тоже интересно! — так пылко проворчал Неконх, что она удивилась. Он помедлил, оглядывая членов команды, работавших то тут, то там, затем мотнул головой в сторону каюты. — Может, испытаю твое умение в шашках. У меня там где-то есть доска и фишки.

— Как вам будет угодно. — Недоумевая, Мара последовала за ним в каюту, тусклую и прохладную после слепящего солнца на палубе. — Вы хорошо знакомы с Шефту, капитан? Я думала, он для вас такой же чужак, как и я.

— Да, так и есть, так и есть! — поспешно ответил Неконх — слишком поспешно, подумала она. — Ну, какие берешь, девчонка, красные или черные?

Он поставил игру на стол — это был узкий деревянный ящик на изящных ножках, с расчерченной на квадраты верхней доской и выдвижным ящичком для фишек. Мара как раз расставляла красные фишки на своей стороне доски, когда капитан снова заговорил, на этот раз ворчливо:

— По правде говоря, это ты меня беспокоишь, крошка! Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, связываясь со случайным знакомым на речном судне. Он может оказаться проходимцем.

Мара с