Мара, дочь Нила - Элоиз Джарвис Мак-Гроу

простых одеждах никто бы не узнал увешанного золотом сына вельможи Менкау. Должен тебя поздравить. Ты выглядишь ничуть не примечательнее любого встречного на улице, а потому практически невидим.

— В этом и была моя цель, Почтенный. — Шефту заставил себя сесть неторопливо, положить расслабленные руки на подлокотники кресла и улыбнуться с уверенностью, которой и в помине не чувствовал. — Когда вы прибудете в Фивы, чтобы предложить свои услуги царице в качестве главы ее армий, обещаю, никто, кроме вас, Эби и царя, не узнает о моей причастности к этому делу.

— Когда я прибуду? — сухо произнес старик. — Не припомню, чтобы я принял такое решение.

— Пустая формальность! Вчера я изложил вам все факты, раскрыл наши планы и умолял о помощи, без которой нас ждет провал. Сегодня я пришел услышать ваш ответ.

— И у тебя нет ни малейших сомнений, каким будет этот ответ? — еще суше осведомился Хофра.

— Ни малейших, — ответил Шефту.

На мгновение их взгляды встретились: ироничный и немного печальный взгляд старика и темный, непоколебимый взгляд Шефту. Хофра издал смешок, похожий на вздох, и беспокойно заерзал в своем кресле с подушками.

— Послушай, мой мальчик, — сказал он. — Я тоже был молод и знаю, что ты чувствуешь. Я тоже любил своего фараона; я мчался в своей колеснице на его врагов, не зная страха, и разил их во множестве, и приносил их отрубленные руки и уши к его шатру, и был счастлив, когда он улыбался. Вместе мы покорили всю южную землю Нубии, даже за третьим порогом Нила. Вместе мы шли на север против кефтиу и хананеев и наконец узрели диковинный Евфрат, реку, что течет не в ту сторону. Вместе мы вернулись в Черную Землю с тысячами пленников — с империей! Но после этого мы больше не были вместе, друг мой, никогда. Фараон не узнавал меня, как только империя была завоевана. Он не ценил меня, не любил, не нуждался во мне. Я был забыт, словно меня и не было. — Старый военачальник умолк, глядя на свои руки.

— Возлюбленный военачальник, вы ошибаетесь! — возразил Шефту. — Во всей Черной Земле нет имени, которое помнили бы лучше и чтили больше, чем ваше.

— Ни честь, ни слава, ни богатство никогда меня не заботили — ни тогда, ни сейчас. «Возлюбленный военачальник», — зовешь ты меня… — Хофра поднял голову. — Вот чего я хотел: быть другом фараона и в мирное время, а не только на поле брани. Но фараоны не любят людей, они их используют. Нет, вельможа Шефту, я насмотрелся на фараонов. Служи своему, если хочешь, а я останусь в уютном доме. И когда юный Тутмос отшвырнет тебя, как стоптанную сандалию, приходи ко мне. Может, я смогу тебя утешить.

Настала пауза. Затем Шефту серьезно произнес:

— Вы не понимаете, почтенный Хофра.

— Не понимаю? — Старик удивленно нахмурился. — Разумеется, я понимаю. Ты хочешь, чтобы я прибыл в Фивы как глава войск Хатшепсут, особенно двух тысяч ее телохранителей, которые отчаянно нуждаются в муштре. Ты хочешь, чтобы я обучил их, воодушевил, приучил к слепому повиновению лично мне, дабы по моему приказу они восстали против самой царицы. Все это я прекрасно понимаю. Чего не понимаешь ты, мой мальчик, так это того, что я покончил с фараонами.

— Но я прошу не ради фараона. Я прошу ради Египта.

Пальцы Хофры перестали барабанить по столу.

— Египта? — эхом отозвался он.

— Да, мой военачальник! Неужели вы никогда не знали, что служили Египту? — Шефту поднялся с кресла и навис над стариком. — Та империя, что вы завоевали, — разве она принадлежала фараону? Нет, фараон мертв. Она принадлежит Египту! Но, клянусь всеми богами, как долго мы сможем ее удержать с этой изнеженной женщиной на троне? Вся Сирия уже ропщет. Кадеш, кефтиу — они не чувствовали острия египетского копья с тех пор, как их седобородые старцы были юнцами, и их пора научить уважению. Думаете, Хатшепсут этим займется? Тьфу! Ее не волнует ничего, кроме строительства новых храмов — любой ценой!

Шефту умолк, тяжело дыша. Неподвижный профиль Хофры ничего ему не говорил, и перед его глазами встало ужасное видение: он возвращается к Тутмосу с пустыми руками. Он наклонился ближе, вцепившись в кресло Хофры.

— Но Египту не все равно! Египет стонет под гнетом налогов, пока империя ускользает, кусок за куском! Если вы возглавите армию, Хатшепсут можно будет свергнуть, и Тутмос, мужчина и воин, сможет все исправить. Эх, подумайте, Хофра! Фараоны приходят и уходят — что с того, если один из них использовал вас, отшвырнул и не любил? Египет любил вас, и он нуждается в вас больше, чем когда-либо. Он болен! Неужели вы позволите ему умереть?

Но старик все так же сидел недвижно. Шефту сделал все, что мог, и знал это. Он медленно выпрямился в тишине, которую лишь усиливало жужжание пчел в цветах акации за окном и пронзительный, далекий крик орла. Хофра смотрел на свои руки, лежавшие ладонями вниз на полированном столе. Они все еще были сильны — с короткими пальцами, покрытые шрамами и жилистые, — и когда-то они сжимали самый могучий меч во всем Египте.

Военачальник внезапно поднялся и подошел к открытой двери, где замер, глядя на залитый солнцем двор.

— Вы удивительный молодой человек, вельможа Шефту, — пробормотал он наконец. — Удивительный и мудрый, ибо вы показали мне то, чего я никогда не знал. Так, значит, Египет любил меня! — Он помолчал и еще мгновение стоял недвижно, прислонившись к дверному косяку. Затем он повернулся и вошел в комнату. — Я нужен Египту? Да будет так. Я приду.

— Благословенный Амоном! — выдохнул Шефту. Он пересек комнату и низко поклонился. — Именем фараона, именем Египта, я благодарю вас, возлюбленный военачальник.

— Мне не нужны благодарности. Встаньте, мой господин. Это я благодарю вас. Вы исцелили боль, что мучила меня двадцать лет, и наконец придали моей жизни смысл.

— Смысл? Клянусь всеми богами, она великолепна! Теперь, более чем когда-либо. Эта весть… — Шефту запнулся и вдруг рассмеялся. — Эта весть так обрадует моего царевича, что он, может, даже улыбнется ханаанской принцессе!

— Тутмос послал за ханаанской принцессой? — воскликнул Хофра.

— Неужели вы так думаете, мой военачальник? Нет, это Хатшепсут послала за ней. Тутмос не желает себе в жены