Приключения Петьки Зулина - Георгий Анатольевич Никулин

Вылезая на станции, он кричал Петьке:

— Приезжай в гости, я завсегда дома. Спроси Рубцову заимку, тебе каждый скажет, меня там каждая собака знает. Приезжай. Стрелять научу! Вот! — показывал он казачий карабин[104], мешок патронов и связку гранат.

Глава 5. Упрямый Михеич

Хотя солдаты обещали все повернуть по-новому, но в гимназии продолжались старые порядки и казалось, — этому конца не будет.

После уроков Петька шатался по улице мимо домика, где когда-то жила Галя. Ее не было. Петька стал чаще заходить к Корольку, но тут приходилось остерегаться толстой дамы, живущей над Корольком, хозяйки ангорской кошки. Дама почему-то порывалась спросить, — как на боках кошки запутался репейник, который пришлось выстригать вместе с шерстью. Поэтому Петька старался приходить к Корольку попозже, когда легче проскользнуть в подвал незамеченным.

Сегодня Королек понес тяжелую потерю и жаловался Петьке:

— Выпуски опять отобрали… Ты знаешь, мне Хомутов сказал, что «Гарибальди», которого математик отобрал у меня, теперь у директора. Тот наши книжки сам читает, а директорский Яшка, как только отец положит их в шкаф, — тащит к букинисту. Он и Хомутову моего Ника Картера продал, а «Русские сыщики» Хомута теперь у Злобина в четвертом классе.

Хмуря брови и теребя гребешок светлых волос, Королек продумывал месть директору. Он был в большом денежном убытке: «Гарибальди» — выпуски, сшитые по десяткам, были взяты у букиниста под залог, и за чтение было заплачено вперед. Теперь все состояние погибло.

— На вот возьми, что осталось, — со вздохом предложил Королек, — только Яшке не показывай ни в каком случае. Он скажет отцу, а тот обязательно будет искать продолжение.

Небо здорово вызвездило, как будто кусок хлеба круто посыпали крупной солью. Все обещало очень холодную ночь. Холод забирался под пальто, мерзли ноги и спина, но на животе у Петьки было тепло: там под курткой, крепко притянутые ремнем, были книжки о революционере Гарибальди, полученные от Королька на два дня.

«Вот вырастем и устроим революцию без временного правительства, — мечтал Петька. — Дума не дума, и правительство — не правительство», — вспоминал он слова Панко.

События не ждали, когда Петька вырастет. Через неделю пришла весть о свержении Временного правительства и победе Октябрьской революции.

Теперь к Панко товарищи заходили не таясь. Они говорили, что надо по примеру питерцев дать по шапке эсерам и меньшевикам, которые пытаются взять верх во вновь созданном после Октября Окружном Совете.

Впрочем, рабочие не только говорили. Большевистский Ревком[105] приступил к практическому завоеванию власти и создавал отряды Красной гвардии. Велась подготовка к разоружению военных училищ, которые были серьезной силой, готовой выступить на защиту старых порядков. Надо было распустить и офицеров местного гарнизона, старающихся сохранить солдат в своем подчинении, и оградить их от влияния рабочих.

В железнодорожных мастерских был создан отряд красногвардейцев. Когда бывалому солдату — отцу Королька — предложили стать командиром, он ответил:

— Ну-ко я сослепу недосмотрю чего? И еще командиру нужно проворство, а я уж стар. Давайте, молодые, командуйте, а мы пособим.

Командиром отряда избрали Панко, и он даже во время обеденного перерыва проводил обучение красногвардейцев. Во многом ему приходилось советоваться со своим стариком.

Солдаты гарнизона отказались подчиняться царским офицерам и перешли на сторону большевиков. Но юнкера[106] находились в полной боевой готовности. Во многих городах вспыхивали контрреволюционные мятежи, и здесь этого можно было ждать.

Располагая достаточными силами, Революционный комитет поставил ультиматум о разоружении военных училищ.

Срок ультиматума истекал в предстоящую ночь.

Петька ничего не знал о назревающих событиях. Они с Корольком строили сложный план своего вступления в Красную гвардию. Оглядываясь на мать и Любку, Королек говорил, что хорошо бы вершка на два стать повыше и тогда прибавить себе года.

Отец Королька два дня не показывался дома. Панко забежал на минутку, переобулся в валенки и спровадил Петьку.

Закрывая за собой двери, Петька увидел, как мать Королька тревожно крестилась.

«Все это странно», — подумал Петька и, отложив на следующий день вступление в Красную гвардию, поспешил к себе, побаиваясь нахлобучки от матери за позднее шатание.

У самого дома, около стен склада, Петька встретил сторожа Михеича, закутанного в тулуп от пят до шапки. Сторож закашлялся, отвернул воротник тулупа, словно открыл печной заслон, и глухо сказал:

— Ну, чего бегаешь, полуночный путаник! Иди скорее домой спать. Отец-то завтра уезжает. «Постучи, — говорит, — Михеич, в крайнее окно: мне в четыре часа вставать надо». «Ладно, — говорю, — постучу».

— Хорошо, Михеич. Только ты смотри не проспи, — сказал Петька, делая вид, что торопится.

— Усни тут, пожалуй! Жиганы к утру не только склад очистят, но и двери унесут, — проворчал Михеич себе под нос и ударил в «било». Через два квартала ему ответила другая колотушка, и эта «перекличка» далеко прокатилась волной. Любой вор по стуку мог определить место, где сейчас сторож, и избежать встречи с ним.

Спать легли в девять часов. Петька был рад этому: не все время ему одному ложиться раньше других.

Ночью Иван Петрович проснулся от стука. Кто-то дробно стучал в ставень.

— Это Михеич старается, — сказал он Вере Николаевне. Подойдя к окну, он легонько постучал пальцем в стекло. Михеич не унимался.

Теперь Ивану Петровичу показалось, что тот стучал в другое окно.

— Эк его взяло неугомонного! Да слышу я, слышу! — крикнул отец, снова подойдя к окну, и постучал в стекло, на этот раз так громко, что старик должен был услышать, будь он даже с головой закутан в тулуп.

Михеич молчал. Отец начал одеваться. В ставень опять застучали.

— Тьфу! — рассердился отец и полуодетый пробежал по комнатам, сдернул с вешалки шубу и, не надевая ее в рукава, выскочил на улицу.

Через минуту он вернулся и торопливо сказал:

— Ну, мать, большая заваруха началась. По крышам словно град молотит.

— Какая заваруха? Что за град?

— Да это пулемет… Бой начался, наверное, мятеж эсеры подняли, вот что, — отвечал отец, поспешно натягивая сапог.

Мать вышла на крыльцо и прислушалась. Петька выскользнул следом.

В темном небе свистели пули. Иногда близко слышалось протяжное «пииу-у» и раздавался сухой щелчок. Это пули попадали в соседний высокий дом. Отдаленные выстрелы слышались со всех сторон, в центре города стучали пулеметы.

Внезапно близкое гудение и разрыв снаряда напугали мать. Крышу пробили шрапнелины[107]. Она отпрянула и натолкнулась на Петьку.

— Ты чего здесь? — вскрикнула она. — Марш домой!

— Да, ишь какая хитрая,