Дикая собака - Пекка Юнтти

вырабатывается только десятилетиями прилежного труда. Она приняла свое место в мире и ни к чему больше не стремилась. Приходила утром на работу, вечером возвращалась домой, в пятницу в библиотеку за детективом, вечером бокал белого вина, четырехнедельный отпуск летом. Невероятная точность исполнения, я не способен на подобное. Умер бы, если бы пришлось попытаться.

– Хочу подать заявление о возбуждении уголовного дела, – сказал я герою трудовых будней. Это предложение, несколько сильных слов – как здорово они прозвучали.

Женщина кивнула, подошла к полке с бланками, выбрала из них нужный и протянула мне.

– Сюда предварительную информацию, – сказала она и, отвернувшись, продолжила что-то печатать на компьютере.

Вскоре я сидел напротив серьезной женщины-констебля и рассказывал все, что знал. Говорил гладко, вспоминал подробности и чувствовал, как силы возвращаются в мое тело. Они должны начать расследование, торжествующе думал я, подходя к своей машине.

Потом поехал к приозерным деревням, в объятия леса, на территорию Нанока. Ехал из одной деревни в другую, останавливался, где мне хотелось, смотрел на тающий снег кайры. Птицы возвращались. Я видел диких гусей, низко пролетевших над дорогой, журавлей и куликов, бродивших по родному болоту, где уже показались кочки. Последнее навело меня на грустные мысли о том, что зимние маршруты уже закончились. Неважно, чего желал я сам и о чем шептала мне ночь.

Приближается шахта. Свет погаснет.

Нанок останется один на произвол судьбы, и в этом не было ничего хорошего, кроме того, что никто не сможет теперь его выследить. Кайра снова была полна дичи, потому что природа размножалась, вылуплялась, телилась и менялась благодаря все новым потокам эвакуированных, возвращавшихся домой. Нанок, конечно, был бы в порядке, если бы сумел ходить в тени, не нападал на оленят и не мелькал своими белыми боками на открытых полянах, где тетерева и турухтаны исполняют прямо под свистящими пулями свои брачные танцы.

Смрад от нагоревшего жира наполнял деревенский бар, ряд шоколадных батончиков демонстрировал себя в лучшем виде. Моя больная рука болталась на поддерживающей повязке, а здоровой я подцепил на поднос кофейную чашку и налил в нее кофе. Взял с витрины пончик и подтолкнул свои покупки вдоль длинного стола к кассе.

Женщина средних лет, вяло шевелясь, вытерла стол, местный парламент в шапках на затылках заседал за угловым столом. Женщина перетекла назад за прилавок, вытерла руки о передник и натянуто улыбнулась.

– Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо, – ответил я, взял поднос и направился к свободному столику. За соседним столом маленький мальчик потягивал лимонад через соломинку из бутылки, глядя на меня пуговичными глазками.

– Ты тот пацан с собаками, – бесстрастно произнес он.

Я кивнул.

– Папка говорит, что таких надо взбить в сперму и трахнуть снова[26], – произнес малыш, поставил пустую бутылку на стол и, взяв свою шапку и рукавицы, ушел. Жеребцы за угловым столиком заржали. Маленькие ножки протопали по полу, хлопнула входная дверь.

Из окна бара я смотрел на мальчика, садившегося на свой велосипед, ждал, что он хотя бы посмотрит на меня. Я мог бы помахать ему. Но мальчик, устремив взгляд вперед, начал выезжать на дорогу.

Я огляделся. Официантка уставилась на меня, натянуто улыбаясь. Рядом с ней появился напарник – морское млекопитающее с шаловливым выражением на лице. Долговязый усач с углового стола избегал моего взгляда и, наклонившись, что-то шептал своему другу.

Я услышал крик тишины. К счастью, знал, как обойти это. Понял, что снова нахожусь на сцене. Все было в действительности не так, как следовало бы, но я не собирался мешать представлению.

Взял со стола потемневшую с углов газету «Северные ведомости», полистал ее. Проглотил кофе и даже не заметил, как сжевал пончик. Затем встал, отнес чашку на тележку и поблагодарил за кофе. Женщина за прилавком открыла рот, то ли произнесла что-то, то ли нет, но звук вырвался из ее горла.

Я вышел в прозрачную ясность дня, выдохнул из легких давящий смрад жира, втянул в себя свежесть открытого пространства. Подошел к своей машине и тогда увидел это.

На лобовом стекле, под щеткой дворника, был засохший розовый цветок.

Айла

1948

Мокрица летит на край участка крупными пучками. Пырей ползучий в самой силе, его надо вырывать с корнем. Полезные растения самостоятельно не справляются, им надо помогать. Природа опасна, когда ты морковка, или брюква, или человек. Природа упряма, как отец, она никогда не сдается. Если человек хочет получить что-то с поля, он должен бороться все лето против природы. Бесплатно ничего не приходит, кроме больной спины.

С дороги слышны звуки. Поправляю стебелек и вытираю пот со лба. Мимо скользит черная машина. Мне стыдно. Это точно он. Партнер по танцам отправил машину. Кто еще разъезжал бы здесь на новой машине?

Писала письмо пять раз, и оно получилось глупым. Если не умею, значит, не умею. Хотела только поблагодарить. Или не знаю. Я ничего не знаю.

Какая-то пульсация живота и зуд в затылке побудили меня написать. Редко эти господа приглашают таких, как я, или даже никто. Не так. Никто так не танцует.

После танцев он повел меня к прибрежной скале посмотреть, как прыгает хариус. Мы видели трех. Заметив самого большого, Аарно вскочил, как испуганный конь, и закричал, видела ли ты, Айла, не менее полутора килограммов. Брызги – словно подброшенные в воздух самородки золота.

Когда мы поднялись, собравшись уходить со скалы, солнце было уже высоко. Зад замерз. Почти все ушли по домам. Какая-то пара крутилась в ложбине. Одинокий парень бросал камни в порог. Чуть дальше Кайса смеялась, лежа на камне с парнем из Сирккакоски. Перед расставанием Аарно обещал, что напишет мне. Я ответила, что не могу начать переписку с господином леса, поскольку ему подобные имеют плохую репутацию в этих деревнях.

– Давай переписываться тайно, – предложил он. – Придумаем какой-нибудь тайник, где будем обмениваться письмами. Любое место недалеко от твоего дома.

– Ну, у меня есть одна ямка в камне, куда я в детстве уносила свои сокровища. Сделанных из шишек коров и тому подобное, – сказала я, и его глаза загорелись.

– Это же отличное место. Покажешь мне путь, раз в неделю буду отправлять машину. Напиши первой, и я отвечу.

Меня позабавил его энтузиазм. Это напоминало маленьких мальчиков и тайные игры их выдуманного мира. Я согласилась.

В приближающихся шагах Лаури слышится спешка.

– Айла, отец сказал, что ты должна прийти в избу и побыстрее.

Горло сдавливает. Еще никогда не было хорошим знаком, если отец приказывает прийти в дом во время работы.

Вытираю