Приключения Петьки Зулина - Георгий Анатольевич Никулин

какая-то собачонка смотрела на мальчика, быстро скользящего книзу. С другой стороны улицу перебегал толстый парень с красным угреватым лицом, в сандалиях и в шлеме из морской травы — «Здравствуй и прощай», — один козырек спереди, другой сзади. Он не спускал с Петьки глаз и налетал на прохожих, запрудивших тротуар.

С козел соскочил кучер, привезший контрразведчика.

Догадки прохожих подтвердил Вовка: едва он появился на балконе, как завопил во весь голос: «Держи его, держи!»

Моментально все люди ринулись к Петьке.

— А-а! — торжествующе завопил парень, размахивая толстыми руками. Он хотел ухватить Петьку за воротник, но Петька увернулся и проскочил мимо.

— Держи, держи его! — кричал Вовка своим ребятам, а прохожие приняли Петьку за вора и вопили на разные голоса.

— Держи! — кричал толстяк.

— Держи, держи! — кричали извозчики, мороженщик, женщины и, топая, гнались с кнутами, с палками, с зонтиками.

— Держи! — крикнул кучер контрразведчика, и в кучере Петька узнал Проньку.

Вовка не понимал еще, какой опасности подвергался Петька, и с балкона спокойно любовался поднятым переполохом.

Петька летел быстрее собачонки, пытавшейся его укусить. Наперерез бежали дворники; один из них бросил ему под ноги метлу, но промахнулся. Дальше по всей улице были люди; заслышав вопли погони, они оборачивались. Деваться было некуда.

«Пока разберутся во всей канители, наверняка безжалостно изобьют, оттреплют за волосы, а такие вот, как толстяк и Пронька, запинают ногами насмерть», — подумал Петька и, как испуганная мышь убегает в первую щель, он кинулся в яму возле тротуара. Тут он не побоялся синяков, поджав голову и свернувшись калачом, скатился кубарем по откосу в открытое окно подвала и здорово стукнулся, свалившись на дощатый пол. Впрочем, Петька сгоряча не чувствовал ушибов.

После улицы в подвале казалось темно и, кроме узенького окна вверху, через которое влетел Петька, не видно было иного выхода. Вкусно пахло свежим хлебом. Кругом на полках остывали огромные караваи, но проголодавшемуся Петьке сейчас было не до еды. Оттого, что он попал в кладовую пекарни, ему сделалось страшнее: сейчас его схватят пекари в белых фартуках, и его теперь уж обязательно примут за настоящего воришку.

Свет померк в подвале. Толстяк сунулся за Петькой и завяз в окне, не в силах двинуться ни назад, ни вперед.

Вращая выпученными глазами, он заметил Петьку и радостно завопил:

— А-а-а! От меня не уйдешь, все ворье знает Ягодкина.

Он был похож на кота и лапой с толстыми пальцами хотел зацепить Петьку, словно мышонка. Он сопел и не мог протащить в окно свой толстый живот. Его шлем «Здравствуй и прощай» свалился, обнажилась лысина.

С перепугу не соображая ничего, Петька схватил горячий каравай и стукнул сыщика по голове.

Толстяк взвизгнул, рванулся вперед и окончательно завяз в окне. Если бы ему только удалось вперед просунуть руку с револьвером, он открыл бы стрельбу.

Петька шарахнулся в сторону, толкнулся спиной в дощатую дверь, раньше им не замеченную, и она отворилась. Дальше шел коридор с выходом во двор.

Не встретив на своем пути ни одного человека, через полминуты Петька был за тремя заборами и налетел на Королька.

— Нам нужно идти в слободу[128], — сказал Петька. И, осмотрев свою куртку и брюки, запачканные известкой, мукой, пылью, подумал, что приключение еще продолжается и что сейчас его могут сразу опознать по одежде и схватить. Нужно было на время спрятаться.

— Ничего, — сказал Королек, — плюнь и не думай; никто не узнает. Давай я тебя почищу, будет лучше нового.

Похлопав Петьку по спине и чихнув от пыли, Королек велел ему сидеть в щели между двумя сараями, а сам побежал на разведку. Он хотел проверить, каким путем Петьке безопаснее удалиться из этого квартала. На улице продолжалась суматоха. Голос застрявшего в окне толстяка гремел в подвале. Он посылал проклятия на Петькину голову и обещал всех сгноить в тюрьме.

Перепуганные пекари выталкивали толстяка изнутри, а дворники за ноги тащили наружу. Когда толстяка вытащили из ямы, публика долго не расходилась. Дворники стояли перед ним навытяжку, а он, брызгая им в лицо слюной, кричал на всю улицу:

— Ягодкин не позволит над собою издеваться каким-то соплякам. Всех посажу!

То, что толстяк оказался, по-видимому, настоящим сыщиком, — ошеломило Королька, и он поспешил к Петьке.

От такой новости Петьке сделалось жарко, захотелось провалиться в какой-нибудь подземный ход, но вместо этого пришлось крадучись пробираться домой, с оглядкой перебегая улицы, всем своим видом и поведением вызывая подозрения у прохожих.

Через два часа пути вместо обычных пятнадцати минут Петька и Королек были у Зулиных. Тут Петька быстро переоделся, и они отправились в слободку, где укрывался Панко.

Панко они не увидели, но облава контрразведки не дала никаких результатов, так как Королек знал, кому можно сказать об опасности, открытой Петькой.

Целую неделю по всему городу рассказывали, как на Звонковой улице ловили бандита, выскочившего от врачихи: «Полез он за золотом, — у ней его много, известно — зубы делает, — а знаменитый сыщик Земляничкин какой-то за ним следил и в самый момент цап-царап! Бандит-то выбросился с балкона, сыщик за ним по веревке. Догнал ведь! Посидит теперь!» Другие сомневались: «Ну да, у охранки с ворьем контакт, все равно выпустят, ждите бандитов к себе».

Узнав, что он сделался жертвой ребячьей игры, сыщик грозил мадам Криницкой крупными неприятностями, но она позвонила по телефону влиятельному пациенту — ротмистру, которому вставляла новые золотые зубы, и все было улажено в одну минуту. Важный офицер обругал сыщика болваном и уверил мадам Криницкую, что под его защитой ей нечего бояться.

Криницкая с улыбкой выслушала рассказы о поднятой на улице суете. На другой день сыщик явился к ней с извинением за происшествие. Разговаривала она с ним в передней.

— Сударыня, — говорил он, — вы знаете, в городе так много бандитов, что мы изнемогаем днем и ночью от борьбы с ними.

— Скажите, очень молодые бывают бандиты? — спросила Криницкая.

— Всякие, всякие, — утвердительно тряс головой незадачливый сыщик, не понимая насмешки, и доверительно прошептал: — Между нами… я и за политическими слежу, за большевиками… особое доверие. Мы как ангелы ваши хранители, и нашему брату вы бы хотя зубы бесплатно полечили: уж очень часто выбивают! Опасно наше ремесло. Извольте видеть — ожог от свежепеченного теста, — показывал сыщик лысину.

Криницкая молчала. Толстяк потоптался и попросил разрешения удалиться по неотложным делам, и еще просил сказать ротмистру, что он был у нее. Кивком головы Криницкая отпустила его, не подав руки.

Происшествие послужило рекламой кабинета зубного врача и принесло