Приключения Петьки Зулина - Георгий Анатольевич Никулин

Падал снег. Пушинки ложились на дорогу, на прохожих; казалось, они заглушали шум движения. Ветви деревьев, свисающие над забором, от снега неимоверно утолстились, теперь даже тонкие развилинки напоминали Петьке оленьи рога.

Санька налетел сзади. Он закрыл Петьке глаза ладонями, запрокинул голову и предоставил угадывать, кто его держит.

— А-а, узнал. Наверное, давно ждешь? Ну, пошли. Сначала зайдем в «Олимп»… Смотри, чтобы никто нас не узнал.

Они зашли в соседний двор, оттуда через забор перелезли на кухонный дворик летнего ресторана и через кухню проникли в сад, где, как и следовало ожидать, было пусто и чистый, нетронутый снег лежал, как в поле.

Дверь со стеклянной террасы вела в фойе. Ребята протиснулись в узкую щель. За пустынным фойе был темный зрительный зал. Всюду под ноги попадалась солома, куски дерева, исковерканные железные койки, скомканная бумага и окровавленное тряпье.

Мрачность этих помещений, где гулко отдавались шаги и где умерло столько людей, пугала ребят. Они вернулись в садик и подошли к чаше фонтана. Им беспечно улыбался каменный амур, нагишом погруженный по колени в весенний снег (его Санька почему-то называл «кумиром»).

Делать было нечего, и друзья хотели уже уйти, когда их внимание привлекла еще одна дверь, расположенная рядом с кухонной. Тут, видимо, был склад пивных бутылок и овощей, сюда, наверное, закрывая летний сезон, убирали столы и стулья с террасы, а теперь в скудном свете огромного сарая виднелся штабель из серых ящиков, уходящий в сумрак помещения.

— Гробы! — ахнул Петька.

— Ой, ой, сколько их тут! — удивился Санька; и обоим стало страшнее, чем в темном зрительном зале.

— Они, наверно, пустые, — сказал Петька.

— Нет, с покойниками! — крикнул Санька. Решив подшутить над Петькой, он сорвал с него шапку и забросил ее в дальний угол, на верх штабеля.

Шапка шлепнулась где-то в темноте, и там послышался шорох. У Петьки по коже пробежали мурашки.

— Доставай сам, — сказал Петька, но Санька опрометью бросился прочь.

— Санька, подожди меня, а то боязно, — попросил Петька, но того и след простыл.

— Погоди, дикоглазый черт, попадешься мне! — погрозил Петька более для собственного утешения.

Без шапки идти было немыслимо, и Петька полез по хлябающим крышкам гробов. Он долго шарил в темноте и не скоро вернулся на крутой откос пирамиды.

Спускаясь, он оступился и полетел вниз. За ним с грохотом ринулся сшибленный с места гроб, а оттуда с деревянным стуком вывалился покойник. Петька успел разглядеть белые оскаленные зубы…

Бесполезно было бы его спрашивать о том, как он выскочил из сада. Пролетев мимо Саньки, он бежал три квартала, держа шапку в руке и натыкаясь на встречных людей. Остановился он только у гимназии, увидев Королька среди выходящих учеников.

— У нас новичок, — поспешил сообщить товарищ, показывая на кого-то.

Петька не понял. Ему все еще казалось, что сзади кто-то готовился его схватить. Он опомнился только после того как прошел несколько кварталов, и тут под страшной клятвой рассказал Корольку тайну кинематографа и летнего ресторана.

Мать не узнала о его приключении, но он долго не мог уснуть и думал: «Может быть, и отец так же лежит непохороненным в каком-нибудь госпитале?»

Той же ночью Королек нарушил клятву, выложив все о покойниках тайком пробравшемуся домой отцу.

Впоследствии оказалось, что мертвецы числились захороненными, а похоронные деньги благополучно присвоили госпитальные работники. Госпиталь передвинулся к фронту, и спрашивать было не с кого, но подпольный комитет об этом случае упомянул в своей листовке.

При развитом в колчаковской армии воровстве этот пример был особенно ярким. Чиновники верхушки урывали крупные куски, а чем ниже по служебной лестнице находился человек, тем мельче становились куши, и санитарам оставалось поживиться похоронными деньгами и утайкой пайков, выписанных для больных и раненых. «Нижние чины», попадая в лазарет, становились самыми праведными людьми во всей армии, приобретая от скудной кормежки «необычайную прозрачность» тела. Их кожа отсвечивала восковым отливом, а кости просматривались без помощи рентгена. Они мученически умирали или чудом выздоравливали.

Королек показал Петьке листовку, где говорилось о покойниках, а потом вынул другую, с перепечатанным из газеты воззванием.

— Во! Смотри, коммунисты чехи своих ругают, которые продались белым, — показал Королек небольшой листок.

— Ну-ка дай почитаю, — попросил Петька. Он в первую очередь отметил то, что было напечатано крупным шрифтом:

— На вокзале нужно приклеить незаметно. Пусть солдаты белочехов читают. Писано раньше, да, говорят, и сейчас к месту будет, — сказал Королек.

— Пошли, — вскочил тотчас же Петька.

Днем в городе было тихо, вечерами улицы кишели кутящими колчаковцами и чехами, а по ночам городом владели бандиты и слышались перестрелки. С наступлением темноты по улицам разъезжали патрули, но бандиты были прекрасно осведомлены о всех походах, предпринимаемых против них, и вовремя скрывались, предупрежденные своими же товарищами, сменившими воровское ремесло на службу в охранке.

Петькин путь в гимназию пролегал мимо китайского магазина, примечательного тем, что его ограбили в третий раз.

Сначала воры ломали замки, потом, когда посадили караульного у дверей, они избрали другой путь и, разобрав печную трубу, проникли в магазин с крыши.

Нынче сторожа нашли связанным, магазинные полки были очищены, а с крыши, как веселые полосатые флаги, свешивались развернутые куски дешевой сарпинки[134], по которым воры спустились на улицу.

Все это Петька узнал в одну минуту и, войдя в класс, объявил:

— У нас опять магазин обокрали.

Ребята зашумели, сгрудились около Петьки, а он рассказывал за себя, за бандитов, за сторожа, за неторопливых глупых сыщиков и за огорченных владельцев магазина, всех изображая в лицах.

— Я сам бандита убил, — сказал мальчишка в военной форме. Он вышел вперед и остановился напротив Петьки.

Это и был новичок, по фамилии Одноколкин, о котором Королек говорил Петьке вчера.

Одноколкин был воспитанником военной части, носил щегольскую офицерскую форму, пригнанную по росту, и в первые дни являлся в гимназию напудренным, что, по его мнению, придавало особое благородство лицу. Он был года на три старше остальных ребят, выше ростом, сильнее и держался Наполеоном.

Все посмотрели на Одноколкина, но было заметно, что ребята уже раскусили его и не особенно верят.

— Как ты убил бандита? — спросил Королек.

— Из винта.

— Из винта-а-а? — протянуло несколько голосов, и кто-то за спиною спросил: — А может быть, из гайки?

Ребята засмеялись. Одноколкин вспыхнул, но сдержался и для восстановления своей репутации начал всех угощать папиросами.

— Откуда ты берешь папиросы? — спросил Петька.