Приключения Петьки Зулина - Георгий Анатольевич Никулин

работал самоотверженно; раньше он ни за что на свете не согласился бы копаться в падали, но это была работа, другой не найти, и поэтому нужно было терпеть. «Ведь работает же здесь Исаич», — утешал себя Петька, но скоро взмолился:

— Дяденька, можно двери открыть?

— Что ты, что ты! Мы всех людей всполошим и жильцов задушим. Одна нам с тобою вентиляция через трубу… Терпи, брат, ничего не поделаешь. Вот начнем варить мыло — полегчает. Давай таскай в котел, что нарубил.

В котел полетели кости, тряпки, куски мяса, кожа, требуха — все подобрал Петька с полу лопатой. Напоследок он принес копыто и задумался.

— Чего смотришь? — окликнул его мастер. — Бросай в котел, все каустик переработает.

— И подкову? — спросил Петька.

— М-да, нет, подкову не возьмет. А хорошо бы для веса.

— Дяденька, я не знал, что на мыло всякая падаль идет.

— То-то, милый, добра такого немало перерабатываем. Наш товар ночью привозят, чтобы перед народом не было зазорно. Ну, а раз попало в подвал, то тут что хочешь уйдет.

Мастер закурил, посмотрел на притихшего Петьку и строго сказал:

— Ну, ладно те прохлаждаться, давай барабан руби да соду складывай вон в тот бачок.

Петька срубил крышку с барабана, и на пол посыпались белые крошки. Выковыряв топором несколько крупных кусков, Петька перенес их в бачок и, отковыряв следующую порцию, остановился с глыбой в руках и спросил:

— Много ли класть?

Мастер обернулся и сердито затопал ногами:

— Ты что, ошалел! Тебе кто велел хватать соду руками! Тебе пальцы отъест! Бросай сейчас же! Кость переедает, а ты хватаешь!

Петька выронил каустик и испуганно смотрел на пальцы.

— Натирай салом! — велел мастер. И, пока Петька послушно натирал руки, соскабливал сало и снова натирал, мастер учил:

— Никогда наперед не суйся без спросу ни в какие дела. Долго ли до беды! А потом отвечай за тебя… не перед законом, так перед совестью.

Исаич убавил огонь в топке и налил в котел раствор из бачка. Началась варка мыла, и воздух постепенно стал очищаться. Правда, этого Петька не замечал. Он в изнеможении опустился на пол и закрыл глаза. Но скоро мастер растолкал его и заставил мешать в котле. Как потом разливали мыло, — Петька забыл. Туманом был застлан весь конец дня, только запомнилась тяжелая форма с мыльной плавкой, придавившая ему пальцы.

— Ну, пойдем, я тебе калач куплю, — сказал Исаич, когда они вечером вышли из подвала. — Ты славный, оказывается, парень, надо тебя побаловать. Ведь целый день ничего не ел?

— Не ел, — тихо ответил Петька. Он шел рядом с мастером, шатаясь, как пьяный, изредка натыкался на Исаича и тогда широко открывал глаза и старался держаться прямо.

Базар закрывался; он был почти пуст, и мастер издали показал румяную торговку.

— Запомни ее, это тетка Людмила.

— Дай-ка нам хороший калачик, — сказал Исаич, когда они подошли к столу, за которым торговка стояла, навалясь на доски грудью.

Порывшись в корзине, покрытой тряпкой, тетка Людмила протянула Исаичу огромный пшеничный калач.

— Ему дай, — сказал Исаич. — Это наш мальчик, со мной работает. Петя, благодари тетку Людмилу да иди себе. Смотри, запомни ее, гляди, — какая она красивая.

От слов мастера тетка Людмила всколыхнулась, будто кто ее ущипнул за бок, игриво засмеялась и, довольная, расплылась в багряной улыбке. Исаич остался, а Петька поплелся домой.

Нос его начал очищаться от смрадной копоти, и, несколько раз чихнув, Петька заметил, как он весь пропитался отвратительным ароматом мыловарки. Идти домой в таком виде казалось немыслимым, и Петька свернул к реке.

Положив калач на камни, он разделся донага и долго тер руки песком и мылом, кусочек которого дал ему Исаич. Как бы оно ни было сварено, — мыло давало белую пену, и первоначальная брезгливость к нему у Петьки исчезла. Тщательно умывшись, он тряс одежду и даже постирал рубашку. Потом опять умылся, прополоскал рот и после глотка воды страшно захотел есть. Еще голый, сидя у воды, он съел половину калача, а другую оставил матери. После купания усталость почти прошла, и Петька довольно весело поздоровался с матерью.

Сидя за столом, он поедал все, что ему подставляла мать, и, не замечая того, съел и свой и ее обед и почувствовал себя сытым только после третьей кружки чая.

— Не тяжело тебе там работать? — спросила мать, внимательно глядя на него.

— Ну, чего там! Работа как работа, — сказал Петька, невольно подражая голосу Исаича.

— Что ты там делаешь?

— Сегодня только в котле мешал палкой. Обыкновенный котел, — соврал Петька, стараясь избежать расспросов.

На следующий день работа повторилась, как раньше, только не нужно было бить гирей по барабану с содой, которой хватило на много варок.

Исаич начал приучать Петьку к делу.

— Вот, гляди, — говорил он, поднимая лопатку над котлом, — это есть мыльный клей.

С лопатки в котел падали капли, потом потянулась длинная струя. Лизнув ее языком, Исаич добавил: — Дает укол! Значит, много свободной соды. Будем варить еще. Ты встань сюда и помешивай. Нет, нет, да и поглядывай на лопатку. Если начнет это, значит, варево паутиной тянуться, — тогда кричи меня.

Мастер вернулся с ведром воды, вылил его в котел и подмигнул Петьке:

— Хе-хе! Это для равновесия в хозяйском глазе!

Ничего не понимая, Петька взобрался на плиту к деревянной воронке, встал на скамейку и, поднимаясь на носки, принялся помешивать в котле, стараясь достать мешалкой до чугунного дна. Он глядел, как там переливалось кипящее варево молочного и желтого цвета, как будто в котел влили чай, кофе и молоко, и все это кипит, клокочет, вьется отдельными струями и никак не смешивается.

Исаич прилег на стол для резки мыла; в горле у него заклокотало, как в котле, и он храпел до тех пор, пока Петька не разбудил его: мыло, стекая с лопатки, стало вытягиваться нитями. Исаич потянулся, позевнул и сказал Петьке:

— Я тут один управлюсь, а ты вот что — забирай брус мыла да неси его к тетке Людмиле. Она тебе даст денег и калачей, купишь молока, и мы с тобой пообедаем.

«Может, он шутит?» — подумал Петька и недоверчиво посмотрел на мастера. Воровать было стыдно, а не слушаться мастера вроде страшно. Он, мучительно краснея, пытался отговорить Исаича.

— Дядя Исаич, а вдруг хозяин встретится?

— А ты не бойся! Я такой же хозяин. Он вони сторонится и в это время его сюда не дозовешься. Он к ночи только придет.

Ели в другой комнате. Тут было почище и не так воняло. Затворив двери