Приключения Петьки Зулина - Георгий Анатольевич Никулин

какие ужасы на дороге! Поезда под откос спускают. Не веришь! Да, я сама, сама… Я поехала, вот мальчика взяла с собой — это одной вдовы — и дальше ехать боюсь. Боюсь… за него ответственность..

— Пожалуйста, Маша, ты дома. Гости сколько угодно и мальчик пусть! Проходите, молодой человек, — наконец пригласила хозяйка.

— Спасибо, — ответил Петька и не двигался с места, не зная, как, собственно, пройти мимо теток, заполнивших собою кухню, куда деть солдатскую фуражку с разломанным и сшитым нитками козырьком.

На следующий день хозяйка привела расторопных женщин; те живо интересовались, — что привезла Мария Львовна из города, удивлялись, как быстро растут цены и вместе с тем уверяли, что ей совсем незачем ехать дальше.

Петька понял, что она дальше не поедет, и решился ехать один. «Прошу о мне не беспокоиться», — написал он на обрывке бумаги, забрал узелок и, крадучись, вышел из дому.

Дорогу на станцию найти было легко, а вот среди станционных путей Петька растерялся: вчера суматошная Мария Львовна так его закрутила, что теперь он не знал, — в какую сторону ехать. То, что приходилось ехать без билета и без денег, — мало смущало Петьку, но о направлении надо было спросить.

Бродя по станции, Петька остановился около распахнутых дверей маленького домика и заглянул вовнутрь.

Развалясь на диване и опершись локтем на фонарь, сидел толстый железнодорожник. Он не двигался, мурлыкал себе, под нос песенку и смотрел в окно.

Петька остановился на пороге, поправил фуражку и кашлянул. Кашлять пришлось до тех пор, пока железнодорожник не повернулся в его сторону.

— Тебе что, мальчик? — спросил он. — Покурить хочешь?

— Нет, дяденька. Скажите, как мне в Россию ехать?.. Направо или налево?

— Вот пассажир ныне пошел! Билета у него нет, а скажи только, в какую сторону ехать — и все в порядке! Скажи ему, как в Россию проехать. Дотуда тысячи верст… два фронта встретятся, а ему только скажи — направо или налево! Ты, может быть, в Малороссию захочешь, так четыре раза фронт нужно перейти…

— Да нет, дяденька, мне только одну станцию, я к тетке. Скажи.

Железнодорожник долго еще разговаривал сам с собой, качал головой, крутил руками и наконец сказал Петьке:

— Пойди вон в те порожние вагоны, залезай и поедешь в Россию.

Лязгая буферами, поезд долго ерзал по путям, раз десять проехали мимо будки стрелочника, потом паровоз дернул по-настоящему, дробно застучали колеса, и на этот раз Петька поехал в Россию.

Он сидел в углу вагона; в открытую дверь виднелись поля и леса, а на тряском полу шевелился мусор и лошадиный навоз. Ветер подогнал к нему комок белогвардейской газеты. Петька расправил лист и прочитал: «…и хотя нашими законами ввоз спирта был воспрещен, но для американцев законы не имеются. Они ввозят контрабандою огромное количество спирта, спаивают поселок и за гроши скупают, выменивая на водку, огромные количества самой ценной пушнины… Только за четыре месяца комитет внешней торговли выдал наряды на отправку грузов за границу на сумму более одного миллиарда рублей…»

Белогвардейская газета кричала о победах и требовала от союзников подкрепления. В ней сообщалось, что резервы красных истощены, что сдача белыми Уфы лишь маневр, а отход от Перми и Кунгура — ловушка для красных и что Деникин скорым взятием Москвы облегчит положение колчаковцев.

«Ловушка, — думал Петька. — А сами Екатеринбург в июле оставили, из Челябинска драпали».

Газета писала о повсеместной порке населения и о подавлении восстания частей белогвардейцев и военнопленных мадьяр в Красноярске тридцатого июля 1919 года.

Скомкав потуже газету, Петька выбросил ее из вагона.

Пролетали версты, одна за другой, проезжали станцию за станцией. На некоторых больших станциях поезд почти не задерживался, на полустанках стоял часами. Петька сидел в своем углу, боясь высунуть нос из вагона.

Сидеть было страшно неудобно; последняя остановка показалась ему особенно длинной: вот уже часа три, как они приехали и не двигались с места. Стало так тихо, что воробьи залетали в вагон и испуганно шарахались от неподвижного Петьки.

«Что такое?» — подумал он, высовываясь из вагона. Он увидел пустынные пути с кучами бревен, наваленных возле них. Около поезда никто не двигался, а от паровоза и след простыл.

«Вот так здорово, приехали, значит!» — Петька встревожился и зашагал на станцию.

Он оглядел стены пустой комнаты, посидел на решетчатой скамейке, вышел на перрон и не встретил ни души. Потом он заметил за маленьким окошечком человека, держащего над столом узенькую бумажную ленту. Петька вытянулся к окошечку и спросил:

— Скоро поезд пойдет, тот самый, пустой, что недавно пришел? А, дяденька?

— Ты откуда взялся? — сердито рявкнул испуганный телеграфист и не удостоил Петьку ответом.

Пошатавшись вдоль пыльных стен, Петька вновь подошел к окошечку и на этот раз басом спросил:

— Скажите, пожалуйста, когда поезд будет.

— Прошу вопросов не задавать! — нервно воскликнул телеграфист, но, взглянув на Петьку, рассердился и заорал:

— Пошел отсюда вон! Я что тебе сказал!

Телеграфист мог орать сколько угодно: Петька был спокоен и уверен, что, пока рельсы не убрали, поезда будут ходить, а самое главное — он теперь твердо знал — в какую сторону ехать.

В узелке сохранилась краюшка домашнего хлеба. Она с трудом поддавалась зубам.

«Эх, чайку бы сейчас, — подумал Петька, — сладкого, с сахарином».

Оказывается, достаточно было помечтать о кипятке, как к услугам Петьки оказалась целая водогрейка: на будке крупными буквами было написано «Кипяток». Стоило отвернуть кран — и получай хоть ведро кипятку, но пить без кружки невозможно. В таком положении около воды можно было умереть от жажды.

Увидев выходящую из водогрейки женщину, Петька недолго думая, попросил у нее кружку. Оставив в залог фуражку, он благодушествовал, сидя на завалинке с горбушкой хлеба в одной руке и с кружкой горячей воды в другой.

После «чая», от нечего делать, Петька пошел обратно в зал для пассажиров и лег на скамейку.

К ночи в зале появились люди. Пришел старик с двумя женщинами и уселся рядом.

— Дедушка, ты к поезду? — спросил Петька.

— Думаю, милый, — сказал старик.

— Народу-то мало, — наверное, не скоро пойдет?

— Что ты, милый! Разве теперь народ на поезде ездиет! Теперь все больше пешком. Я вот по старости думаю — с солдатами али как. Да вот бабоньки со мною запопуть[149] увязались до станции. Тута заночуют до утра: страшно им безлюдьем-то, да по лесу-то идти.

В подошедшем ночью составе все вагоны были наглухо закрыты, запечатаны пломбами и нельзя было найти площадку, свободную от кондукторов поездной бригады и вооруженных солдат.

Высматривая, к