Приключения Петьки Зулина - Георгий Анатольевич Никулин

За всю свою жизнь на заимке Петька не слышал, чтобы дед Семен или кто-нибудь другой из старших в семьях проронил за столом хотя бы одно слово, не говоря уже о молодых людях и ребятах.

Кончали работу, когда сумерки гнали куриц на насест[163], и тут частенько подростки и девушки собирались в кружок вокруг деда Семена.

Зажав между коленями седелку[164] или хомут, дед Семен ушивал их, протягивая длиннейшую дратву, и рассказывал девушкам сказку.

«И вот говорит богиня Венерочка — она, значит, главная во всей охоте лесной[165], — „Чего тебе надо, — говорит, — проси, охотник, чего хочешь, и все будет по-твоему…“»

Дед Семен говорил не спеша, копаясь с работой; ясные глаза девчат от нетерпения разгорались сиянием. Петька стоял, потом присел и долго слушал сказку деда Семена о том, как богиня лесов Венерочка (которую дед спутал с Дианой) предлагала сибирскому охотнику и лисиц, и волков, и медведей, но от всего отказался охотник, сказав, что сам ловок их ловить, и потребовал, чтобы Венерочка стала его женой.

— Вот каковы наши охотнички-то, зря Колчак надеется их под собой удержать, — закончил дед и запел:

В островах охотничек целый день гуляет,

Ему неудача, сам себя ругает…

Глава 15. Перед схваткой

Беда всегда приходит неожиданно. День шел за днем, уже заканчивали возку снопов с полей, когда от Володьки к Рубцовым прискакал Ничипуренко на неоседланной лошади: к ним ночью на заимку приехала колчаковская милиция, ловить дезертиров и забирать хлеб.

Рубцов едва успел полуодетым убежать из дому. Следом за Ничипуренко явились конники. Их начальник орал пьяным голосом, чтобы осветили избы, а не то он подожжет сараи и стога соломы. Он требовал к себе всех мужчин, подлежащих призыву по колчаковским мобилизациям.

— Откуда нам мужиков взять, когда их в германскую войну всех поубивали? Нате, читайте справки на солдатских сирот, — отвечали бабы.

— Знаем мы этих сирот с бородой!

— Да кто же вам чудится-то! Одни ребята малые, бабы да старики у нас только и живут.

— А вот мы этих баб и стариков заберем заложниками, а как объявятся партизаны, так и перевешаем всех.

Каратели пошарили по сундукам.

— Нешто дезертиров ищут в укладках? — вопили бабы.

— В таких сундучищах все может быть, — откликались грабители и прихватывали, что могли.

Потом потребовали самогонки, напились и уехали, угнав подводы с забранным хлебом.

— Ничего, доездиют! Пожди-ко, как народная сила подымется! А она вона какая закипает! — сказал дед Семен.

Рубцов на третью ночь незаметно подошел к дому, взял запас продуктов, достал из ямы привезенный с фронта карабин и ушел к партизанам.

— Что сделаешь, Петенька, прогнала я его воевать: раз уж начали за власть биться, так пусть до конца… и со спокойной душой к дому привьется[166], а то на побывку придет, повернется — и нет его; одно расстройство… то война, то белые… Пусть придет домой чистый от всего, на спокойную жизнь, — объяснила Мотя Петьке.

Петька не знал, что Рубцов имел больше оснований скрываться. Просочились слухи, что он успел побывать в партизанском отряде. Их отряд белые преследовали до Братска; отряд рассеялся, и Рубцов вернулся домой. Попадись он в руки белых, — его ждала бы не мобилизация, а расстрел.

Белые объявили мобилизацию молодых 1898 и 1899 года рождения. Крестьяне отказывались посылать своих детей, предлагая брать фронтовиков. Только на бывалых солдат колчаковцы не надеялись. Мобилизация вызвала восстание, последовала жестокая расправа, и волна партизанского движения сразу расширилась.

— Вот тут и посуди, — разводил руками дед Семен. — Если бы раньше отмолотились, — весь хлеб бы забрали. Право, хоть в полях снопы оставляй, — может, сохраннее будут.

Дед Семен ходил вокруг огромной клади необмолоченного хлеба и рассуждал вслух:

— Конечно, не каждый беляк в этой скирде узнает хлеб, но могут распознать. И дурак, если разворошит сверху гнилую солому, так увидит, что хлеб лежит целый.

Все обсуждали, каким путем спасти хлеб. Судили, рядили, молотить или нет, и решили: молотить и прятать.

Гумно[167] наполнилось обычным шумом и песнями. Потом спохватившиеся люди затихли: «Не наехали бы каратели опять» — и продолжали работу с оглядкой.

Барабан гудел, подвывая, когда ему в пасть не успевали подсовывать колосья снопов. У барабана молотилки обычно стоял дед Семен, он будто молодел и покрикивал, подгоняя девушек, рассекающих вязки и подающих снопы.

Захватывая в горсти половину снопа, дед Семен засовывал колосья под зубья барабана, немного вытаскивал их назад, как бы дразнил ненасытную пасть, и потом отпускал окончательно, и солома вихрем вылетала с другой стороны.

Петька с каждым днем получал повышение. Проработав день погонщиком коней на приводе молотилки, назавтра он вместе с бабами «танцевал» перед барабаном, отгоняя солому граблями. Зерна пшеницы, как дробь, летели из барабана и больно секли лицо. Дед несколько раз предупреждал Петьку:

— Гляди, глаза выхлестнет! Надень сетку!

Петька старался работать, но все время испытывал неловкость, словно бы он не оправдывал того, что Мотя тратила на его кормежку. И еще подарила ему Никешкин полушубок и шапку!..

Как только стало меньше работы и Петька почувствовал, что Мотя дает ему возможность бездельничать, — он отпросился на заимку к Володьке. Тут он работал и считал, что питается не из милости.

У Володьки питались так же хорошо, как у Моти. Правда, его никто не закармливал сладкими шаньгами, но ели много. Петька заметил, что Фроська каждый день замешивает огромные квашни, печет хлебы и уносит их в сарай.

— «Неужели они столько съедают?» — ломал он голову. Потом еще заметил, что словно бы Фроська из этого же хлеба сушит сухари и опять несет в амбар. «Делает запас на всю зиму», — решил Петька.

Тут тоже готовились молотить хлеб.

— Вот сколько нам надо нынче переворочать, — показал Володька кладь необмолоченного хлеба, с потемневшей от времени соломой.

— Сколько годов стояла. Ишь, солома-то обветрила. И каратели не догадались, что хлеб.

— Раз! — крикнул Петька, подставляя Володьке ножку.

— Два! — повторил Володька, и Петька оказался под ним, вмятым в кучу взбитой соломы. И поднялась возня, словно не было войны, не было голода, не гремел никогда над землей гром с дождем из пуль и не произошло никаких перемен в самих ребятах, и соскочат они сейчас и побегут в огород, тайком от матерей, таскать парниковые