Приключения Петьки Зулина - Георгий Анатольевич Никулин

Володька прижал запыхавшегося Петьку и сказал ему:

— Приехал ты зеленый, востроносый, теперь — красный, как клоп, но все же против меня слабоват.

— А ты помнишь, как на тебя наш Барсук залаял? Ты побежал, а он с тебя штаны снял.

— А ты-то как от Дуни без штанов бежал!

Ребята увлеклись воспоминаниями и не заметили подошедшего Степана.

— А чо, хозяева, овин-те[168] затоплять, што ли? — спросил неожидано Ничипуренко, предвкушая любимое занятие — сидеть в овине за сушкой снопов.

Дуня сказала Володьке, что до заморозков надо успеть замочить коноплю[169]. Володька решил ехать с Петькой, и еще вечером с помощью Фроси были нагружены два воза конопли в снопах.

Обычно выезжали на работу до свету, но тут Володька и Петька выехали позднее, как следует позавтракав на дорогу.

Лошади шли медленно, возы чуть поскрипывали, а после завтрака хотелось спать и лень было двигаться. Петька лежал на заднем возу; ему не надо было править лошадью, и он дремал, изредка откликаясь Володьке, когда тот спрашивал что-либо.

Едва ребята уехали с коноплей, как Дуня-Пароход тут же собралась в поездку. Она оделась в какой-то бурятский наряд, навьючила на заседланную лошадь мешки с хлебом и сама уселась верхом.

Зимогор критически осмотрел ее.

— Постой, — сказал он, когда Дуня собралась выезжать, и с ухмылкой подал ей курительную трубку с длинным чубуком.

— По обличию ты похожа, а вот закури-ка! Где ты видала бурятку, которая не курит?

Дуня раскурила трубку от тлеющего кусочка трута и сплюнула непривычную горечь.

— А плевать-то ты вовсе не умеешь. Гли-ка, вот как ихние старухи плюют, — сказал Зимогор, засунул трубку в рот, не вынимая ее, чуть приподнял губу и далеко пустил тонкую струйку слюны. — Ну ничего, поездишь поболе, попрактикуешься, так у тебя еще хлеще получится.

Дуня отвезла партизанам хлеб, выпеченный Фросей и другими хозяйками. К приезду ребят она была уже дома.

Словно пожарные, прискакали ребята на заимку, переполошив по пути собак и куриц; когда замачивали коноплю, Петька по пояс вымок в ледяной воде.

— Давай сейчас же скидывай и надевай мое! — командовал Володька, подавая сухую одежду.

— Лучшее лекарство, — сказала Дуня, доставая из печки плошку с жарким.

— Ничего с тобой не будет, — заверила она Петьку, когда ребята залезли на полати, оставив на столе одни косточки от целого поросенка.

«Лекарство» подействовало. Утром Петька и не вспомнил, как вчера он продрог на осеннем ветру.

Днем Петька и Володька пилили на дрова привезенную лесину, Дуня уехала в очередную поездку с хлебом, а Зимогор и Фрося ушли на соседнюю заимку. Вдруг в перелеске послышались два выстрела. Тотчас, не разбирая дороги, из кустов вынеслась Дуня верхом на лошади. Она проскочила в разгороженное прясло поскотины[170], крикнула, чтоб ребята исправили изгородь, и, стягивая с себя странный наряд, убежала в дом.

Петька поставил на место сваленные жерди, Володька мигом расседлал лошадь и загнал ее в коровий загон. Дуня тем временем уже вышла из дому и спешила на улочку заимки. Она внезапно опять превратилась в древнюю старуху.

Дуня успела вовремя: едва она вышла на дорогу, как к воротам поскотины подскакали три казака. Они увидели перед собою едва передвигающую ноги старуху, которой и врать-то перед смертью грешно.

— Кто сюда заезжал? — крикнул казак.

— Да что ты, батюшка! Никого не бывало.

— Врешь! Мужик скакал, на предупрежденье не остановился.

— Да вот те истый Христос! Мне ли врать-то! Одни ребята у нас, подите поглядите, — уверяла Дуня.

Казаки бегло осмотрели пустые дворы и наметом вынеслись на дорогу. Они решили, что всадник проскочил мимо заимки.

Едва казаки уехали, Дуня повернулась, чтобы идти к дому, но, охнув, села прямо посреди улицы. Шерстяной чулок на ноге Дуни набух от крови. Оказалось, что казацкая пуля пробила мякоть ноги.

Ребята свели ее в дом.

— Ну это-то я вылечу, — сказала Дуня, — а уж возить-то тебе, Владимир, самому придется. А тебе Рубцов привет посылает, — сказала Дуня Петьке.

— Опять, значит, коноплю повезем, — решил Володька.

На возу под снопами конопли уложили хлеб. Ребят в условленном месте встретили молчаливые люди и забрали кладь. Володька с Петькой отвезли два воза, потом им не велели больше приезжать.

Мотя навестила Дуню, и ей Дуня передала привет от хозяина.

— Ой-ли! — обрадовалась Мотя. — Дайте, я сама съезжу с хлебом.

— Нет, касатка, не съездишь. Они, видать, отчалили отсюда далече, — ответила Дуня.

— Дед Семен тоже ушел, — шепнула Мотя.

После молотьбы спала рабочая горячка, и Володька переехал в село. Он беспокоился за мать, вот уже сколько времени не встающую с постели.

Мотя настаивала, чтобы Петька вернулся к ней, говорила, что хлеба у нее хватит на десять таких мальчиков, но Петька придумал предлог, позволяющий ему жить у Володьки в селе, заявив, что поступает в школу учиться.

Хотя Петька не чувствовал непреодолимого тяготения к школе, но предлог был удачен, и Мотя ничего не могла возразить. Ей оставалось завозить продукты к Ермолаевне, домовничающей[171] в сельском доме и ухаживающей за матерью Володьки. Мотя навязывала сметану, масло, муку и хотела было приезжать каждую субботу за Петькой. Но тут восстал Володька, доказывая, что продуктов у них хватает.

Петька для очистки совести сходил в поселковую школу. Там ему пришлось долго ждать в коридоре, пока его позовут к заведующему, но зато он был вознагражден за свое ожидание.

Заведующий школой, посмотрев Петьке в глаза, поверил, что он учился в пятом классе и должен перейти в шестой.

— Ну что же, Зулин, ходи в шестой; если не будешь справляться, так переведем в пятый, а то и в четвертый, — спокойно решил заведующий, сам еще очень молодой человек.

Прибавив себе только один класс, Петька поступил еще добросовестно. Ему хотелось лишь немного обогнать Королька, и то только на время, а бывали такие мальчики, которые в те годы прибавляли по два класса и чуть ли не из пятого выписывали себе удостоверение об окончании школы.

Ученики в этой школе пока занимались без перерыва и знали больше, чем в городской. Петька почувствовал, что ему придется крепко подзаняться, даже если из шестого его вернут в четвертый класс. Хорошо, что учителя не спрашивали его, да и сам он об этом не хлопотал.

Володька поддался было уговорам Петьки, помечтал о поступлении в школу, но тут же отказался от этой мысли.

— А кто хозяйствовать будет? Нет, паря, уж, видно, после когда-нибудь, а сейчас не моя пора, ходи один.

Петька встретил несколько мальчишек из села, с