Поэма о Шанъян. Том 3–4 - Мэй Юйчжэ

напишет это. Седовласому историку уже больше семидесяти лет, он сохранил историю двух династий и все это время оставался верен и честен себе. Я уже думала сама написать эти слова, но у меня совсем не было сил. Сейчас я была гораздо слабее этого семидесятилетнего мужчины.

Старый историк молча опустился на колени.

Я вздохнула и отвела взгляд, задержав его на сплетенном золотыми нитями узоре в виде перьев феникса на его рукавах.

Историки, как никто, прекрасно знали, что, какие бы великие дела ни совершал император, какими бы личными достоинствами он ни обладал, будущие поколения осудят его.

Император не должен баловать только императрицу, и сейчас у него только один наследник – Чэ-эр.

Когда Сяо Ци взошел на трон, он полностью отдался управлению империей. Более прилежного императора я не видела.

Я понимала мысли летописца. Несмотря на то что Цзыдань написал указ об отречении, а Сун Хуайэнь стал виновником гибели императора и императрицы, он все равно боялся общественного мнения. Он не хотел, чтобы на Сяо Ци смотрели как на человека, который убил императора и узурпировал трон. Людские рты было непросто закрыть. Чтобы избежать таких слухов, Сяо Ци усердно занимался государственным управлением и был щедр на гуманное отношение к людям.

Похвалу простого народа легко завоевать, но добиться признания литераторов – гораздо сложнее. Образованные люди, оставшиеся без средств к существованию, не всегда жаловали его. Они считали, что он сделает все возможное, чтобы нищие ханьцы были у власти. Но им было непросто выявить недостатки его правления, поэтому они в частном порядке критиковали его благосклонность к нищим мира сего. Они делали все, чтобы заклеймить его доброе имя.

Возможно, в их глазах я – ревнивая и безнравственная императрица, которая запустила руки в дворцовые дела и тем самым завоевала благосклонность императора только ради того, чтобы расширить влияние своей фамилии. Только мы с Сяо Ци понимали, что все это ради нашей клятвы верности и любви. Возможно, для Сяо Ци это еще и возможность перекрыть неистощимый источник сожалений…

– Приветствую ваше величество! – Слуга опустился на колени перед самым дворцом.

Никто не объявлял прибытие императора. Я даже не заметила, как Сяо Ци пришел во дворец Ханьчжан.

За исключением придворных собраний, он никогда не носил ярко-золотые одежды Дракона. Ему привычнее ходить в черной одежде с широкими рукавами. Время не умалило его элегантности и достоинства, а манера поведения стала более изящной.

Он взглянул на стоящего на полу на коленях летописца, слегка нахмурился и, махнув рукавом, приказал всем отступить.

Я беспомощно покачала головой и улыбнулась. Мне никогда не удавалось ничего скрыть от него.

Он наклонился и прошептал мне на ухо:

– Я прекрасно знаю о твоей ревности, не нужно записывать это для будущих поколений.

Его попытка сгладить ситуацию заставила меня зардеться.

Нежно обняв меня за плечи, он больше ничего не сказал. Нам не нужно было лишних слов, чтобы понять друг друга.

Когда он вернулся, я на несколько дней потеряла сознание. Придворный лекарь сообщил Сяо Ци, что нужно готовиться к худшему.

Потом А-Юэ рассказала мне, что, когда ее и детей забрали из храма и привезли в резиденцию, они увидели, как Сяо Ци сидел рядом с моей кроватью. Еще они увидели слезы на его щеках.

Только потом, когда очнулась, я поняла, почему мне показалось, что он будто постарел лет на десять.

Придворный лекарь сказал ему, что я страдала от затяжной болезни, также я была отягощена родами и утомилась от множества забот при дворе. Моя жизнь потухала у всех на глазах, он боялся, что я не переживу зиму.

Я завидовала своему брату и Цайвэй. Даже когда судьба хочет подшутить над человеческими жизнями, когда разводит возлюбленных на разные концы планеты, она же может дать им еще один шанс, чтобы они могли дождаться друг друга, чтобы быть вместе всегда. Но мы с Сяо Ци много работали, чтобы получить все, что у нас было сегодня. Единственное, что судьба отняла у нас, – время, чтобы побыть вместе.

Сяо Ци никогда не выказывал передо мной печаль.

Когда придворный лекарь говорил такие страшные вещи, Сяо Ци посмеялся над ним, а я почувствовала, что тревожиться больше не о чем. Сяо Ци улыбнулся и уговорил меня каждый день принимать лекарства. Он больше не задавал мне лишних вопросов. Не вредил тем, кто был мне дорог. Все, о чем я просила, он подавал мне двумя руками. Он все силы бросил, чтобы исполнить каждое мое желание.

Не отрицаю, что я наслаждалась его вниманием и чрезмерным проявлением любви. Да, я все еще оставалась ревнива, но, что самое важное, я хранила и оберегала в сердце данное мне обещание.

Он обещал, что, пока жив, он никогда не женится на другой женщине. Это обещание я и храню.

Я не хотела, чтобы будущие поколения осуждали его личные достоинства и нравственность, я хотела, чтобы все будущие поколения уважали и почитали его. Поэтому пусть перо летописца припишет всю дурную репутацию мне, и я готова понести ее на своих плечах. Но я никому не позволю нарушить нашу клятву.

Прошли лето и зима.

С наступлением весны все живое радуется, оживает мир.

Придворный лекарь сказал, что я не переживу зиму, но я сидела под цветущим деревом возле дворца Ханьчжан и наблюдала, как по зеленому саду бегала Циньчжи и запускала бумажного змея.

Сяосяо хлопала в ладоши, хихикала и бегала, покачиваясь, за бумажным змеем. Чэ-эр сидел у меня на коленях, задрав голову, и глядел на змея, еще он что-то лепетал, но мы не могли разобрать ни слова.

Бумажный воздушный змей был в форме орла, кружащего над оградой дворца. Его мне прислал брат, живущий за десять тысяч ли от нас. Он до сих пор помнил, что каждый год на четвертый лунный месяц он делал мне орла.

Помимо змея, он также прислал цветы сливы. Или это растение, которое очень похоже на сливу. Лепестки двухцветные – бело-фиолетовые. Такие цветы растут только на холодных землях. Еще они никогда не завянут.

Сяо Ци сказал, что на северной границе постепенно становится спокойнее, возможно, скоро мой брат сможет навестить нас в столице.

В первый месяц нового года моя тетя в преклонном возрасте мирно скончалась. Она заснула навсегда в стенах дворца Чанлэ.

Жаль, что брат не смог в последний раз увидеть тетю.

Отец путешествовал по миру, от него не было никаких вестей. Ходили слухи, что он отправился на Сяньшань [193],