Поэма о Шанъян. Том 3–4 - Мэй Юйчжэ

Я пребывала в задумчивости, как вдруг меня отвлек радостный крик Циньчжи:

– Отец-император!

Оглянувшись, я увидела, как в нашу сторону медленно шел Сяо Ци, а за ним – красивый, с гордой осанкой, генерал Сяохэ.

Щечки Циньчжи вспыхнули румянцем, а под носом заискрились капельки пота. Она намеренно чуть развернулась так, чтобы поглядеть на генерала. Поднимая воздушного змея над головой, она с улыбкой спросила Сяо Ци:

– Отец-император, а ты умеешь делать бумажных змеев?

Сяо Ци удивил этот вопрос.

– Мы… не умеем.

Я усмехнулась.

Сяохэ опустил голову, а уголки его губ игриво приподнялись.

– Отец-император такой глупый! Му-хоу, пожалуйста, попроси отца-императора сделать для тебя красивого бумажного змея!..

Нежная улыбка Циньчжи показывала, что девочка не по годам мудра.

Сяо Ци ошеломленно уставился на нее.

Я посмотрела на Сяохэ, вскинула брови и нежно улыбнулась.

– Почему бы тебе не обратиться к Сяохэ?

– Му-хоу! – Циньчжи тут же раскраснелась, бросила на Сяохэ взгляд, развернулась и убежала.

– Сопроводи гунчжу. – С невозмутимым выражением лица приказал Сяо Ци Сяохэ.

Когда генерал ушел за Циньчжи, он тоже рассмеялся.

К нам доковыляла Сяосяо, сжимая края своего платья, улыбнулась и протянула ручку. Сяо Ци наклонился и взял на руки очаровательную нефритовую куколку.

Ветер пронесся по верхушкам деревьев, срывая розовые и белые лепестки. Они медленно кружились в воздухе и падали на полы одежд.

Я подняла голову и вдохнула сладкий аромат цветов.

– Не двигайся, – вдруг нежно сказал Сяо Ци.

Он склонился ко мне и пристально посмотрел – мое лицо отразилось в глубине его глаз.

– А-У, так ты – прекрасная небожительница, появившаяся из цветка? – Он протянул руку и снял лепесток с моих волос. – Ты совсем не постарела и все еще такая красавица. А у меня уже волосы поседели.

Его виски в самом деле серебрились сединой, но когда он сердился по таким мелочам, то походил на ребенка. И только в разговоре со мной он не говорил о себе императорское «мы».

Я осторожно коснулась его седых волос и со всей серьезностью взглянула ему в глаза.

– Нет. Я – нечистый дух, который пришел в этот мир, чтобы жить среди людей. Ради тебя.

Он улыбнулся и коснулся моего лица ладонью.

– Я буду с тобой до скончания времен.

Я взяла его за руку и крепко переплела наши пальцы.

Я пережила эту зиму и буду делать все возможное, чтобы прожить с ним еще один день. Месяц. Год… Если я могу быть с ним хоть миг, хоть час, хоть день, у нас будет на один день разлуки меньше.

Я увидела, как заискрились его глаза, как собрались слезы в уголках его глаз. Не говоря ни слова, он крепко сжал мои пальцы. Мое лицо отражалось в его глазах, а его – в моих.

Он – мой мир. Я – его империя.

Послесловие

В первый год правления Тайчу на престол взошел император Шэньу Гао-цзу [194]. Во всей Поднебесной воцарился мир.

В течение шестнадцати лет правления император внес правки в правовые нормы, установил новые правила для административных и гражданских дел, продвигал добродетели людей из бедного слоя населения, а также устранил недостатки в семейном праве.

Шесть дворцов были упразднены, в новой династии не стало наложниц, вынужденных служить императору и императрице до конца своих дней. Император запомнился бережливым, а императрица – добродетельной.

Императрица из рода Ван, уроженка Ланъи, имела добрую славу и обладала всеми добродетельными качествами императрицы. Также она родила наследника престола и Яньнин-гунчжу.

На седьмой год правления Тайчу императрица скончалась во дворце Ханьчжан в возрасте тридцати двух лет. Министры и сановники оплакивали императрицу семь дней. Императрице пожаловали посмертный титул «Цзинъи [195]».

На девятый год правления Тайчу император Шэньу Гао-цзу скончался. Его похоронили в одной могиле с императрицей.

Наследный принц взошел на трон и установил девиз царствования «Чунгуан [196]». И вся пребывающая в мире Поднебесная вошла в эру процветания.

Экстра 1. Неровен ласточки полет[197]…

Мягко стелился туман по холмистым полям, неторопливо рассеиваясь в лучах утреннего солнца. Выбеленные стены то исчезали, то появлялись в игривой дымке. Выглядывали тропинки, а между ними – тутовники и катальпы с набухшими почками. Нежно свистела пастушья флейта.

Ли Го-эр несла на спине хворост. Осторожно толкнув ворота, она вошла во двор и аккуратно опустила несколько связок у стены. Одна из них покатилась по влажной каменной дорожке и замерла у оголовка каменного колодца, потревожив спящего крепким сном пятнистого кота. Возмущенно мяукнув, он запрыгнул на подоконник и лениво потянулся.

Ли Го-эр поджала губы и махнула рукавом, чтобы прогнать кота, в сердцах сетуя на невежественного пушистого негодника.

– Господин еще спит, не нужно шуметь, а то потревожишь его сладкие сны!

Лениво подвернув под себя хвост, кот задумчиво прищурился.

Скрипнула дверь бамбукового домика. Во двор вышел господин в темно-лиловом платье из бамбуковой ткани. Волосы его были собраны и заколоты бамбуковой шпилькой. Утренний ветер тронул подол его одежд. Кот мгновенно спрыгнул к ногам господина и, замурлыкав, принялся тереться о его лодыжки.

– Господин! Вы проснулись так рано!

Не вставая, Ли Го-эр заулыбалась, вытирая руки об одежду.

– Я принесу вам воды!

– Го-эр, я же говорил – не нужно носить дрова каждый день. – Господин слегка нахмурился, бросив взгляд на кучу хвороста на земле, но взгляд его оставался теплым. – Этим займется Фу-бо [198], а ты должна старательно учиться. Прекрати ерундой заниматься.

Ли Го-эр тихо хихикнула и встала. Не сейчас ей показывать господину свой жизнерадостный характер. Она просто кивнула и сделала вид, что очень внимательно слушает.

Взглянув на нее, господин улыбнулся и покачал головой. Затем медленно подошел к колодцу.

– Я сама! Я сама! – Ли Го-эр метнулась к колодцу, схватила ковш и уверенно зачерпнула воды. – Господин, умойтесь!

Господин улыбнулся и мягко постучал кончиками пальцев по лбу Го-эр.

– Вот бы ты была такой умницей и в учебе!

Го-эр почесала затылок и засмеялась, наблюдая, как господин, засучив рукава, взял руками немного воды и, наклонившись, плеснул ее себе на лицо.

Капли воды стекали с черных волос на висках господина, среди которых виднелась пара серебристых прядей, на его щеки.

Лучи раннего солнца светили на лицо господина. В воде отражалось его красивое лицо. Иссиня-черные брови ярко контрастировали с его бледной, почти прозрачной кожей. Прямая переносица, точно вырезанные ножом виски…