Мёртвые девочки никогда не проболтаются - С. Дж. Сильвис

что я пытался игнорировать в глубине груди, перевернулось, когда её губы приоткрылись, а тёплый вздох ударил, как подлый удар в челюсть. В моих руках она казалась такой хрупкой, но в то же время такой весомой. В глубине её серых глаз мелькнул страх — мимолётный, но его хватило, чтобы вытянуть из меня всю тревогу и превратить её в атомную бомбу.

Почему она боится меня?

Куда делась та девушка, что вместе со мной гналась за ослепительным бунтом? Где та, что подпитывалась моим мятежом, чтобы разжечь свой собственный? Где та, что отдавала мне каждый сантиметр себя?

Но отдавала ли?

Оставались вопросы без ответов и ложные предположения. Доверие было разрушено, а между нами выросла стена из невысказанных тайн, что привело нас к этому моменту — она избегает моего взгляда, а я стою посреди поля, уставившись на неё.

— Какого чёрта ты творишь, Кейд?

Я проигнорировал хриплый голос тренера, не отрывая глаз от верхних трибун. Его голос бесил меня с самого начала — он напоминал мне отца, а любые напоминания о нём были лишними.

Лёгкое, едва уловимое чувство радости теплилось во мне от того, что Джорни вернулась на своё место на трибунах — среди друзей. Слоан сидела с одной стороны, Мерседес — с другой, а Джемма — слева. Если вокруг были другие девчонки, я их не заметил.

Джорни поглотила всё моё внимание.

Мой взгляд неизменно находил её, и я наблюдал с абсолютным, жадным вниманием, подмечая мельчайшие детали. Как её теперь впалые щёки и миниатюрный нос порозовели от колючего зимнего воздуха. Даже когда Джорни не было, я всё равно следовал за её призраком — мне чудились вспышки длинных песочных волос за каждым углом Святой Марии, или её голос поздней ночью, когда я стоял посреди двора, гадая, что же заставило её исчезнуть.

Раздался свисток, и мои глаза вспыхнули, когда внимание Джорни устремилось прямо на меня. Мяч пролетел у меня над головой, пока я сжимал клюшку онемевшими пальцами.

— Кейд, очнись, блять.

Трибуны взорвались аплодисментами. Все вокруг Джорни вскочили и хлопали, сияя от восторга. Сама она не встала и не аплодировала. Вместо этого она смотрела прямо на меня, а я — на неё. Что тебя так пугает, Джорн?

Она отвернулась в тот же момент, когда перед моим лицом возникли безумные глаза Брентли.

— Кейд, тренер сейчас разорвёт тебя пополам. Ты просто стоял тут последние двадцать секунд матча, как последний подкаблучник.

Я хмыкнул, ощущая, как из груди вырывается рычание от того, что Джорни отвела взгляд.

— Пусть попробует.

Брентли раздражённо вздохнул, раздосадованный до глубины души.

— Чёрт возьми, вот и началось. Два Бунтаря на свалке, осталось дождаться остальных.

Он в ярости швырнул перчатки и зашагал с поля.

Когда я вновь поднял глаза на трибуны, девочек уже не было, и разочарование накрыло с новой силой. Я опустил голову, выравнивая дыхание, чтобы не вмазать тренеру в лицо — на это требовалась не дюжая выдержка, которую я оттачивал с тех пор, как Джорни ушла. Потому что, будем честны, мне хотелось дать в зубы практически каждому, кто попадался на пути.

Я резко развернулся, лёгкий снежный покров под ногами взметнулся от моих тяжёлых шагов. Клюшка будто приросла к руке, возвращая меня в реальность, и вместо того, чтобы подпитывать эго тренера, позволив ему орать на меня за последние двадцать секунд игры, я стремительно прошёл мимо, не сводя глаз со здания Святой Марии — мне срочно нужно было окунуться под душ, чтобы смыть накопившееся разочарование.

Исайя нагнал меня за считанные секунды. Я ощущал его нетерпеливые вопросы ещё до того, как он поравнялся со мной.

Технически Исайя должен был стать моим боссом до того, как месяц назад всё пошло наперекосяк из — за Джеммы. Вместе с Бунтарями мы упекли наших отцов за решётку, но в деле ещё оставались люди, шептавшие угрозы, а Исайя всё ещё излучал авторитет. Кто мог его винить? Мы все были воспитаны быть копиями своих отцов, и это въелось в нас до самых костей.

— Ты с ней говорил?

Я продолжил идти к школе, не меняя выражения лица, мечтая о горячем душе, который лишь сильнее обожжет мою кожу.

— Едва ли, — буркнул я, сжимая клюшку еще крепче.

Краем глаза я заметил, как Исайя слегка опустил голову. Когда мы зашли в раздевалку, а следом подтянулись остальные игроки, он резко развернулся и строго посмотрел на меня.

— И что ты собираешься с этим делать? Вернешь свою девушку? Или нет?

Я фыркнул:

— Похоже, она не хочет, чтобы я её возвращал.

Развернувшись к нему спиной, я попытался успокоить прерывистое дыхание. Закрыл глаза, но вместо умиротворения передо мной встал её образ — с окровавленными запястьями и пустым взглядом...

Я резко повернулся и швырнул клюшку через всю раздевалку, выпуская накопившуюся ярость.

— Мне нужно просто оставить её в покое.

Исайя равнодушно пожал плечами, поставил свою клюшку на скамью и сел.

— Тогда оставь её в покое.

Он внимательно изучал мое лицо, словно искал путь к чему — то глубинному.

— И ты не спросишь почему? — я настороженно уточнил.

— Я знаю почему.

Наши диалоги всегда были краткими и по делу, но сейчас он явно ходил вокруг да около.

— Что это? Ты решил побыть мисс Гленбург? Анализируешь меня, как заправский психолог?

Он усмехнулся, а я закатил глаза.

— Если бы ты не соблазнил нашего единственного школьного психолога несколько месяцев назад, возможно, кто — то с реальным образованием мог бы разобрать мои чувства.

Исайя ухмыльнулся:

— Как будто ты вообще подпустил бы кого — то достаточно близко, чтобы копаться в твоих чувствах.

Он был прав, но я вернулся к нашему разговору:

— Ты не знаешь почему, — сказал я, перед тем как сорвать с себя майку и лонгслив.

Исайя откинулся на скамье, вытянув длинные ноги.

— Я знаю почему. Ты пытаешься её защитить, как я пытался защитить Джемму. Но иногда держаться в стороне — не лучший способ защиты. И это её выбор. Не твой. Расскажи ей правду о себе, о нашем прошлом, об угрозах, которые прячутся, как кроты, в этой прогнившей земле. И посмотри, захочет ли она тебя.

Я медленно развернулся и пошел к душевым, бросив через плечо:

— Ты даже не знаешь всей правды, Исайя.

Звук его шагов раздался следом.

— Что значит «ты не знаешь правды»?

Мне даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять — он излучал ярость каждой клеткой. Таким был Исайя. Честно говоря, и я тоже.

— Кейд,