Счастье в огне - Мария Васильевна Захарова

последний момент успел толкнуть женщину вперед, и она оказалась на палубе раньше, чем сходни взметнулись вверх. Больше Варе ничего не удалось разглядеть, так весь берег заволокло дымом. Не видела она и того, куда подевались машины, привезшие раненых.

Варвара не знала, сколько времени она провела под поваленным деревом. На берег она больше не смотрела. В голове крутился калейдоскоп мыслей, которые сталкивались и тут же разлетались на осколки: стирка бинтов, белая сорочка на дне воронки, песчаный дождь с Митькиной лопатки, огненный столб, поглотивший тетю Аню, женщина, тянущая по песку раненого, Костик, сжимающий ее руки на госпитальном крыльце, раненый лейтенант, читающий стихи, незнакомый капитан со стальным взглядом, закрывающий ее своим телом, офицер на берегу, угрожающий пистолетом женщине, «колобок», требующий машины для своего имущества, опять серые глаза незнакомого капитана. А вокруг грохот, грохот, грохот.

Потом вдруг гремящая какофония стала распадаться на отдельные взрывы, теперь уже можно было слышать и пулеметные очереди. Это насторожило Варвару и заставило выглянуть из ее убежища. Было уже почти темно, на землю опускалась ночь, прикрывая своими темными крыльями ужас прошедшего дня. Девушка выбралась на берег, огляделась и замерла, сраженная невиданным зрелищем – горела Волга. На месте неторопливо катящихся волн теперь были дрожащие, струящиеся огненные змеи. Несколько мгновений Варя не могла прийти в себя, и только потом, когда она уловила специфический запах, примешивающийся к запаху дыма, до нее стало доходить что это, видимо, нефть из взорванных цистерн.

Весь берег, насколько хватало глаз, был усеян мертвыми людьми, а может быть, ранеными. При мысли о раненых Варя отчетливо как-то поняла, что сейчас ей нужно в госпиталь, только туда, там она нужна, там ее ждут, и только туда она может теперь пойти, потому что больше идти ей некуда. Госпиталь представлялся ей сейчас каким-то тихим оазисом, где нет всего этого кошмара. То, что он был в городе, который целый день подвергался дикой бомбежке и ничем не отличался от тысяч других зданий этого города, как-то сейчас не приходило ей в голову. Она бросилась бежать, но не к пристани, а в другую сторону, вдоль косогора. Она просто не могла, не желала видеть то, что сейчас было в том месте, где днем толпились тысячи людей. Тропинка, уходящая по косогору вверх, к городу, нашлась почти сразу, и Варвара, помчалась по ней, постоянно спотыкаясь и упав несколько раз.

Город все еще горел. На фоне затухающего неба отчетливо проступали остовы зданий, окутанных пламенем. Где-то пожар уже догорал, открывая взору изуродованные останки поглощенных им домов, где-то полыхал еще в полную силу. Зрелище было грандиозным и ужасным одновременно. Но вид растерзанного города, еще утром бывшего, по мнению сталинградцев, самым красивым в мире, уже не мог остановить Варвару. Она решила во что бы то ни стало попасть в госпиталь и упорно стремилась туда.

***

Варя на удивление быстро достигла нужной улицы, или ей так только казалось. Всю дорогу она бежала, не обращая внимания ни на что вокруг. Проскочив перекресток и выбежав на знакомую аллею, девушка перешла на шаг, потом совсем остановилась. Аллеи больше не было, да и саму улицу было почти невозможно узнать. Вся дорога была изрыта воронками, многие здания были разрушены прямыми попаданиями, некоторые еще горели. Но были и уцелевшие дома, смотревшие в темное небо пустыми глазницами выбитых окон.

Варвара стала осторожно продвигаться вперед. Страх внутри нее перепутался с надеждой, связавшись в жгучие узлы, не дававшие свободно дышать. Вот и предпоследний перед госпиталем дом, вернее то, что от него осталось. Там, за единственной уцелевшей стеной, чуть в глубине улицы должно быть желтое здание с колоннами и широким белым крыльцом. Должно…

Варя вздохнула поглубже и шагнула вперед…

10

– Немцы! – страшное слово прокатилось по коридорам, перекрыв все остальные звуки, ворвалось в Варино сознание и выдернуло ее из тяжелой полудремы.

Варя не помнила, когда последний раз спала, не знала, ела ли сегодня, или это было вчера? День смешался с ночью. Исчезли понятия ужин или завтрак. Были только раненые, раненые, бинты, перевязки, операционная и снова перевязки, перевязки, переворачивания и перекладывания неподъемно тяжелых мужских тел, тазы с окровавленными бинтами, лотки с инструментами, мытье полов, которые тут же опять затаптывались. Но их продолжали мыть и мыть, по нескольку раз в день, словно цеплялись этим самым мытьем за мирную жизнь, пытаясь собрать её осколки, склеить их воедино и убедить себя, что жизнь продолжается, что все будет хорошо.

Три недели, прошедшие с того кошмарного дня на пристани, промелькнули как один момент. Кажется, еще вчера Варя стояла за стеной разрушенного здания перед госпиталем и боялась сделать последний шаг, отделяющий ее от бездны. Бездна не разверзлась. Госпиталь пережил бомбежку, отделавшись лишь отлетевшей с одной стороны штукатуркой. Правда в здании не осталось ни единого целого стекла, теперь окна были наспех заделаны чем попало: пленкой, фанерой, старыми одеялами. Но сейчас это никого не волновало, у людей были другие заботы: выжить самим и помочь выжить тем, кто в этом нуждался.

Уже к вечеру следующего дня жизнь в госпитале так или иначе наладилась, только белые косынки многих медсестер заменили черные платки, а на койках среди мужских лиц появились лица женщин, детей, стариков. Людей приносили на носилках, многие приходили сами. Брали всех, обрабатывали, оперировали. Некоторых удавалось иногда отправить вместе с тяжело ранеными на другой берег, некоторые, едва оправившись, начинали помогать в госпитале. Но большинство возвращались на заводы или на передовую. А передовая была теперь совсем, совсем рядом – бои шли на окраинах города.

Варвара больше не выходила из госпиталя. На отлучки не было ни сил, ни времени. Да и некуда было ходить. Вся жизнь сосредоточилась теперь в этом здании, которое, несмотря на ежедневные бомбежки, продолжало стоять и казалось незыблемым оплотом жизни, островом, которого не коснется война. От раненых Варя узнала, что неделю назад разбомбили завод, где работал дядя Коля. Остался ли там кто-нибудь в живых девушка не знала. Не было никаких вестей и от Костика: где он, жив ли он, знает ли про гибель матери? Вопросы возникали и растворялись в глубине Вариного сознания, занятого работой и сводками.

– Немцы! – этого слова ждали, но подсознательно надеялись никогда его не услышать. Теперь, когда оно все-таки прозвучало, в голове что-то вспыхнуло, толкнуло, заставило искать какое-то решение.

Варвара выскочила в коридор, по которому уже бежали люди, все что-то кричали, о чем-то спрашивали. Варя заметалась вместе со всеми,