Счастье в огне - Мария Васильевна Захарова

пытаясь выяснить, что происходит. Через несколько минут стало понятно: немцы прорвали оборону на внешнем обводе и вошли в город. Холодный, липкий ужас поплыл по спине, растекаясь по телу, парализуя мышцы. Коридор продолжал наполняться людьми. Варя подняла голову, взгляд ее выхватил в толпе дородную фигуру сестры-хозяйки, что-то объяснявшей раненым, толпившимся вокруг нее. Вот кто ей сейчас был нужен, и девушка стала пробираться в сторону Фаины Дмитриевны, уже не обращая внимания на то, что творилось вокруг нее. Не успела она приблизиться к своей цели, как Фаина Дмитриевна заметила девушку и сама пошла ей навстречу. Голову женщины тоже покрывал черный платок – неделю назад под бомбежкой погибли ее сестра и племянница. Теперь он сбился на самую макушку, открыв как-то внезапно поседевшие волосы.

– Варя, надо сообщить Василию Петровичу. Он в операционной. Надо срочно что-то делать. – Как обычно, в критической ситуации, персонал искал опоры и поддержки у своего руководителя: он все решит, справится со всеми проблемами, он мужчина, взрослый, сильный.

– Что? Что сообщить? – Варин язык заплетался, не желая облекать мысли в слова.

– Варя, дорогая, возьми себя в руки, нам надо сейчас быть сильными. Я не могу отсюда уйти, видишь, здесь натуральная паника.

– Но что я должна ему сообщить? Что вообще происходит? – голос прорезался и зазвучал, но на какой-то странной ноте.

– Немцы в районе вокзала, бой идет на соседней улице. Раненые пришли оттуда.

Варвара попятилась, не желая воспринимать услышанное. Немцы в центре города? Как они туда попали? Что теперь будет? Что делать? Что?.. Что?.. Что?.. Но ведь что-то делать надо, надо, надо…

И девушка побежала по коридору, натыкаясь на людей, почти ничего не видя перед собой. Когда она толкнула дверь операционной, у нее был совершенно безумный вид: волосы растрепались, дыхание сбилось. Но когда она увидела группу людей в масках, склонившихся над операционным столом, она немного пришла в себя. Здесь стояла тишина, и, как всегда, царил армейский порядок.

– Василий Петрович, – голос Вари звучал тихо, но на нее сразу поднялось несколько пар глаз. Главврач поднял голову последним. Он ничего не говорил. Просто молча ждал. Глаза его, обведенные темными кругами слезились – сказывалось напряжение – он уже вторые сутки не отходил от стола, не прерываясь ни на сон, ни на еду. Тем не менее голос его звучал твердо, когда Варя вполголоса произнесла то, зачем пришла:

– Немцы. Василий Петрович, немцы в районе вокзала.

– Варвара, успокойся и иди к раненым. Я должен закончить. Все остальное потом – и он снова склонился над столом. Все остальные также, ни слова ни говоря, вернулись к работе.

Варя, постояв еще минуту, тихо вышла в коридор. Там по-прежнему царила суматоха, но теперь она приняла какой-то организованный характер: люди больше не метались бессмысленно по коридору, а что-то делали. Тяжелораненых переносили в палаты, выходящие окнами во двор. А те, кто мог передвигаться самостоятельно, скапливались в палатах напротив. Особенное оживление царило с той стороны коридора, где в одной из палат еще недавно читал стихи искалеченный лейтенант, умерший несколько дней назад и похороненный во дворе госпиталя с воинскими почестями. Варвара стала пробираться в ту сторону, попутно заглядывая в палаты. Там кипела работа: передвигали мебель, срывали с окон пленку, заменявшую стекла, откуда-то появилось оружие, принесенное, видимо, ранеными с передовой и каким-то чудом оставшееся с ними в палатах. Теперь оно чистилось, заряжалось, передавалось друг другу. Буквально через несколько минут стало понятно: раненые вместе с медперсоналом решили оборонять госпиталь, инициатива исходила из палаты лейтенанта. Варя успела только подумать: «Что теперь будет со всеми нами?», а потом ее захлестнула лихорадка подготовки, которая владела сейчас всеми, и думать стало некогда.

***

Прошло несколько часов после того, как прозвучало слово «немцы», когда они появились на улице, все это время остававшейся совершенно пустой, хотя шум идущего рядом боя постепенно нарастал. Колонна мотоциклистов как будто вынырнула из этого шума, как из облака.

– Один, два, три… восемь… одиннадцать, двенадцать – Варя шепотом считала мотоциклы, двигавшиеся мимо окон госпиталя. Следом за мотоциклами появился грузовик, потом второй, третий. Грузовики остановились, из них стали выбираться солдаты в серых мундирах. Они быстро построились, выслушали, что им сказал офицер и рассыпались по улице. Человек двадцать направилось в сторону госпиталя. Варя закрыла глаза. Казалось, само время замерло вокруг нее, только сердце глухо отстукивало секунды. Пистолетный выстрел, раздавшийся из соседнего окна, проложил черту, за которой была жизнь или смерть.

Уже через полчаса стало понятно, что люди, находящиеся в госпитале, обречены. Серых фигур становилось все больше и больше. Они возникали из ниоткуда, как чудовищная фантасмагория, исчезали, отклоняясь куда-то к земле и снова появлялись, раздваивались, растраивались, сливались друг с другом и снова распадались, увеличиваясь во много раз. Из окна палаты, где находилась Варя, все еще стреляли. Уже некуда было складывать убитых – они лежали друг на друге, и их уже не успевали относить от оконного проема, но на их место все еще кто-то вставал. В какой-то момент Варвара узнала обожженного танкиста, с ног до головы забинтованного, всего час назад перенесенного на другую сторону, потому что он не мог самостоятельно передвигаться. И вот теперь он тоже стрелял, заняв место очередного убитого. И Варвара сама помогала ему доползти до окна, подкладывала какие-то подушки, чтобы он мог до него дотянуться, и теперь подавала ему автоматный диск взамен закончившегося.

Варвара только на минуту прикрыла слезящиеся от дыма глаза, а когда открыла их снова, то просто не поверила своему зрению. Среди серых фигур во дворе госпиталя появились зеленые, а в грохот боя вдруг добавилось такое родное р-а-а-а-а… Стрельба из окон прекратилась, сменившись робким, изможденным У-р-а-а-а, смешавшимся с тем, что доносился со двора. «А-а-а-а…» – стонал рядом с Варей танкист, и вдруг затих. Девушка успела подхватить обмякшее тело и поняла, что помочь ему уже ничем нельзя, хотя на теле его не было ни одной свежей раны. Сердце человека, работавшее за пределами возможного во время смертельной опасности, отказало, когда эта опасность отступила.

А бой во дворе госпиталя разгорался. Стрельба практически стихла, и теперь были слышны крики, стоны и отборный мат, такой родной, что казалось нет ничего в жизни важнее летевших из горла солдат слов, когда они бросались на серых пришельцев, били прикладами, рубили саперными лопатами, душили, рвали.

Прошла минута, а, может быть час. Все было кончено, а Варвара смотрела и смотрела во двор, где суетились люди. Наконец кто-то взял ее за плечи и встряхнул. Девушка обернулась