Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

– А эта девица приедет раньше него? – спросила Жанна.

– Он мне ничего не говорил об этом.

– Она приезжает каждый вечер?

– О нет. Она приезжает только тогда, когда ей становится дома страшно.

– Вчера была?

– Не помню.

Д’Армальяк нашла недостойной себя расспрашивать негра.

– Хорошо, – сказала она, приказывая ему жестом удалиться, – я подожду немного.

Негр проворчал сквозь зубы:

– То-то будет потеха, если граф приедет с другой.

В своем ослеплении Жанна забыла об уважении к самой себе, но теперь, пришедши к Марциалу, покраснела от стыда.

– Как! – вскричала она. – Я унизилась до того, что явилась сюда.

Оставшись одна, Жанна стала допрашивать мебель, этого безмолвного свидетеля, имеющего, однако, своеобразную, нескромную физиономию. Так, в вазе на камине Жанна увидела медальон, которого там не было накануне. Она схватила его, открыла и нашла в нем портрет. Портрет этот, разумеется, был Марциала. Маргарита Омон настолько понимала вещи, что не могла оставить у своего любовника медальон с портретом другого поклонника.

– И медальон висел на шее этой девицы! – сказала Жанна, бросая медальон в камин.

Маргарита Омон оставила в комнате и другие следы своего визита. На столе лежал раскрытый роман со шпилькой вместо закладки, на подсвечнике около венецианского зеркала висела гирлянда из искусственных васильков и мака, которую Маргарита оставила тут, убирая себе голову.

Роман и гирлянда присоединились к медальону.

Марциал не возвращался.

Жанна не хотела, чтобы мать расспрашивала, как она провела время. Правда, Жанна могла сказать, что поехала за матерью, но, прибыв к дому, не решилась войти, боясь вторичного обморока, но на все это потребовалось бы не больше получаса. Поэтому Жанна решила вернуться домой.

Проходя через столовую, она кликнула задремавшего грума.

– Если ты поклянешься хранить тайну, я дам тебе пять луидоров, – сказала она ему. – Граф не должен знать, что я была здесь в его отсутствие.

Негр поклялся всеми своими богами.

Жанна вернулась раньше матери и легла в постель, но не могла, как и прежде, найти спокойствия.

На другой день во время завтрака она сказала графине:

– Маман, я решила отдать свою руку Деламару.

– А сердце? – спросила мать, вопросительно глядя на дочь.

– Мое сердце? – отвечала Жанна. – У меня его нет.

А между тем, пока она говорила, сердце ее разрывалось на части.

Глава 14. Жанна д’Армальяк танцует

Графиня д’Армальяк принадлежала к числу людей, которые уверены, что все устраивается само собой, без всякого содействия с их стороны. Поэтому она нисколько не удивилась тому, что ее дочь вспомнила о Деламаре, ибо, по ее мнению, это было в порядке вещей.

Она говорила, что новейшее общество не признает браков по склонности и что поэтому остались только браки по рассудку.

Графиня уведомила Деламара, который еще не терял надежды, находя поддержку в родных Жанны. Он явился на другой день и получил приглашение обедать с дядей Жанны.

Говорили о политике и литературе. Деламар быстро надоел Жанне, хотя та и сознавалась, что он говорит не хуже других. Разница состояла в том, что Деламар, облекшись в доспехи избитой морали, изрекал при удобном случае назидательные правила, причем так часто, что невольно рождалось сомнение, не шутил ли. Впрочем, он мирился с духом новейшего общества, и, если бы страсть к судебной карьере не охватила его тотчас по выходе из лицея, он, без сомнения, сделался бы одним из приятнейших людей.

Начав ходить в дом, Деламар изложил все свои соображения и представил Жанне будущее счастье в том виде, в каком видел его сам сквозь призму своего честолюбия. Жанна слушала только наполовину. Какой бы рай ни рисовал ей Деламар, она нашла бы его очень скучным, при условии жить там с ним. В самом деле, чем мог быть для этой разочарованной девушки идеал чиновника, начинающего карьеру в провинции? Но у Жанны достало сил оставить Деламара в том убеждении, что она разделяет все его виды.

Дело шло быстро. Дядя, хотя и небогатый человек, обещал прибавить пятьдесят тысяч франков к бриллиантам, которые давала мать.

При подписании брачного контракта присутствовали самые короткие знакомые. Танцевали под фортепьяно. Бывшая в числе гостей госпожа Трамон спросила у Жанны, отчего у нее блуждающий взгляд.

– Не знаю, – отвечала Жанна со странной улыбкой, – мне сказали, что нужно танцевать, и я танцую.

Госпожа Трамон нагнулась к одной из своих знакомых и шепнула:

– Ну, этой совсем не весело.

Госпожа Трамон была против этого брака. Она не сомневалась, что знатная и прекрасная собой девица, какова была Жанна, должна непременно выйти за владетельного герцога или, по крайней мере, за князя вроде знакомого ей русского, который относительно Жанны не высказал никакого определенного намерения.

В душе Жанны боролись два противоположных стремления. Одно, более могучее, влекло ее к Бриансону – это была страсть. Другое, более кроткое, указывало ей на материнские объятия – это была покорность, пожертвование.

В самом конце вечера госпожа Трамон вдруг спросила Жанну:

– Разослали вы приглашения?

– Это дело маман, – отвечала молодая девушка.

– Не забудьте моих друзей: русского князя и Бриансона; оба они говорили мне вчера о вас.

– Что же они сказали?

– Князь в отчаянии, но будет радоваться вашему счастью.

– Он очень добр.

Жанна тоскливо слушала, надеясь, что госпожа Трамон заговорит о Марциале.

– Что касается Марциала, то он сказал, что желал бы занять место вашего жениха, но не способен к семейной жизни: он настолько любит всех женщин, что не в силах предпочесть только одну.

– Следовательно, мое замужество нисколько его не удивило?

– О Боже мой, нет. Между нами будь сказано, если бы у вас было пятьсот тысяч франков приданого, он не задумался бы просить вашей руки; вы знаете, что теперь все сосредоточивается на одних деньгах.

– О мое сердце! – прошептала Жанна, отворачиваясь от госпожи Трамон, чтобы скрыть свою бледность.

Глава 15. Небо и ад

Грум не преминул выдать тайну. Когда возвратился его господин с Маргаритой Омон, он сделал знак, что имеет сообщить нечто по секрету.

– Ну, говори, – сказал Марциал, оставшись наедине с негром.

– Это секрет, и с меня взяли клятву не разглашать его.

Марциал не сомневался в том, что эта тайна касалась Жанны.

– Говори же! – приказал он нетерпеливо.

– Приходила дама, – отвечал негр, – пробыла здесь четверть часа и побросала в огонь все, что попалось ей под руку, поэтому не обвиняйте меня.

Выдавая тайну Жанны, грум рисковал сделаться клятвопреступником, но предпочитал скорее лишиться царствия небесного, чем своего места.

– Что она бросила в огонь? – спросил Марциал с живейшим