Преграды и прощение - Корали Джун

— Он собирался убить меня.

— И ты угодил прямо в эту ловушку. Это позорно. Честное слово, Хамильтон. У тебя есть хоть какое-то чувство самосохранения? Провести с тобой целый вечер в ночном клубе было жестоко, но, полагаю, это стоило того, чтобы не быть подставленным под пулю. Я тоже поступил умно. Позаботился о том, чтобы в таблоидах появились наши фотографии с этими моделями.

— Почему ты мне не сказал? — спросил я.

— Ты бы послушал меня? Мы не работаем вместе. Я спасал не твою задницу, а себя.

Я сделала еще один глоток, а Джозеф проверил свой телефон.

— Знаешь, ты храбрый, раз пришел сюда, — рассеянно пробормотал он. — У меня не меньше причин желать твоей смерти, чем у Джека.

Я закатил глаза.

— Если это из-за завещания, можешь забрать его. Я не заинтересован в том, чтобы претендовать на мамины деньги.

И это была чистая правда. Это было похоже на кровавые деньги. Джек был готов убить меня за это. Я и представить себе не мог, что какая-то сумма денег может стоить этого.

— Ты так говоришь, но я не склонен тебе верить. Вижу, как сильно ты расцвел за последние несколько недель. Если бы не знал тебя лучше, сказал бы, что тебе действительно нравилось носить костюмы «Версаче» и тратить деньги Борегаров.

— Мамины деньги, — тихо проговорил я.

— Слабая женщина, которая покончила со своей жизнью, была не более чем призраком, который жил в нашем доме и принимал мои таблетки.

Мне потребовалась каждая унция энергии, чтобы не перепрыгнуть через стол и не выбить из него все дерьмо.

— Закрой свой хренов рот, — прорычал я.

— Или что? — рявкнул Джозеф. — Я никогда не понимал ваших отношений. Ты был живым, дышащим доказательством папиной неверности.

Он встал и подошел к окну, повернувшись ко мне спиной.

— Я никогда не понимал этого. Она вела себя так, будто ты — лучшее, что когда-либо с ней случалось. Когда я рассказал прессе о твоей биологической матери, то оказал услугу нашей семье.

Когда я смотрел на Джозефа, мне вдруг пришло в голову, что мой брат — не более чем одинокий ребенок, закатывающий истерику. Он хотел быть в центре внимания. Человек, превративший мою жизнь в ад, вдруг показался мне очень, очень маленьким.

— Так что дальше, брат?

Я выдохнул, когда он повернулся ко мне лицом. Улучил момент, чтобы посмотреть на Джозефа, наслаждаясь осознанием того, что он слаб. Наконец-то я вырвался из-под его влияния.

— Полагаю, я твой должник, — сказал я.

— Оу?

— У меня через два часа рейс в Коннектикут. Мы с Верой заберем Лайлу из этого дома и обратимся в полицию со всеми подробностями, включая твое участие. Я не обязан давать тебе фору, но даю. У нас есть все необходимые доказательства, и если со мной что-нибудь случится, Сеинт без колебаний уничтожит тебя.

— Фора? — спросил Джозеф, приподняв брови. — Я пытал тебя. Избивал тебя. Выбил из тебя все дерьмо. Ты серьезно приперся сюда и предупреждаешь меня?

Джозеф начал безумно хохотать, запрокинув голову. Я наблюдал со стоическим выражением лица. В этот момент ненависть казалась мне всего лишь кратчайшим путем. Легкий выход из безвыходной ситуации. Джозеф Борегар не заслуживал моей милости.

— Ты слабак. Позорище. Ни на секунду не думай, что я не стал бы сидеть здесь и уничтожать тебя, не задумываясь. А как же месть? Я думал, это все, что движет тобой в последнее время. — Его гневные слова сопровождались слюной, слетавшей из его потрескавшихся губ.

В кармане завибрировал телефон, и я понял, что это Вера пишет сообщение, чтобы убедиться, что со мной все в порядке. Тихое напоминание о том, что меня ждут, придало смелости моим словам и действиям.

— Тебя все равно поймают, — ответил я, пожав плечами. — Ты потеряешь работу. Свои деньги. Свою жизнь. У тебя никого нет. В лучшем случае, у тебя ничего не будет. В худшем — тебя поймают, и ты проведешь всю свою жизнь в тюрьме.

Ноздри Джозефа раздулись от гнева, когда он взглянул на часы «Ролекс», висевшие у него на запястье.

— Ты закончил?

Я обогнул его стол и подошел к брату, чувствуя себя сильнее и легче, чем за последние годы.

— Ты всегда говорил, что быть Борегаром — это лучшее, что может быть у человека, — прошептал я. — Я всегда хотел соответствовать. Хотел чувствовать себя частью чего-то. Хотел, чтобы меня принимали.

Джозеф вздернул подбородок. По его лицу струились бисеринки пота.

— Но я никогда так не гордился тем, что не похож на тебя, как в этот момент.

Джозеф скривил губы.

— Убирайся на хер из моего кабинета, — прорычал он.

Улыбнувшись, я отступил на шаг и направился к двери.

— Прощай, Джозеф.

Когда я вышел из его кабинета и направился по коридору к лифту, впервые в жизни осознал, что больше не боюсь Джозефа Борегара. Он был никем. Ничем.

Я жалел его.

Вытащив телефон, быстро набрал сообщение Вере.

Хамильтон: Я возвращаюсь домой, Лепесток. Давай покончим с этим.

19

Вера

Я закусила губу и принялась расхаживать по комнате, ожидая появления Хамильтона. Это был долгий день. И все, чего я хотела, — это увидеть его, почувствовать его. Мне нужно было убедиться, что с ним все в порядке.

— Ты заставляешь Маленькую Маму нервничать, — сказала Джесс со своего места на раскладном диване. Сеинт стоял у окна, глядя через деревянные жалюзи на парковку отеля.

В маленькой комнате, где мы находились, пахло хлоркой и сигаретным дымом. Я прислушивалась к гулу обогревателя и приглушенным звукам разговора пары, проходившей мимо нашей двери. Мне не хотелось находиться в этом переполненном двухместном номере отеля, ожидая приезда Хамильтона. Каждое журчание труб и хлопанье двери заставляло меня вздрагивать от страха.

— Здесь мы должны быть в безопасности. Я забронировал номер на вымышленное имя. Джек не знает, что Хамильтон возвращается в Коннектикут.

Сеинт провел рукой по своему пистолету и еще раз ткнул пальцем в жалюзи. За то короткое время, что я знала Сеинта, поняла, что он был наблюдателем. И был хорош в своей работе, потому что видел мелкие детали, которые не замечал никто другой.

Например, он обратил мое внимание на то, что, когда мы встретились в кафе, на маме было ожерелье стоимостью в сорок пять тысяч долларов. Сеинт сказал, что оно похоже на то, которое Джек когда-то подарил его матери.

Я перестала расхаживать по комнате, присела на корточки