Аллегория радужной форели - Мари-Кристин Шартье

Макс

Девушку, принимающую у меня заказ в «Маке», зовут Стефани, по крайней мере так написано на новеньком бейдже. У нее большие карие глаза, обведенные подводкой, — конечно, я знаю, что это не от природы. У меня нет сестры, но я встречался с достаточным количеством девушек, чтобы понимать, что такое макияж.

У этой Стефани вид слегка загнанного животного, что-то типа растерянной лани посреди автострады. Автострада проходит за прилавком «Макдоналдса», а лань — девушка, спрашивающая сама себя, как она умудрилась оказаться здесь, среди запахов жареной картошки и подгорелой яичницы для макмаффина. Она посматривает на меня искоса, классическое поведение девушки, которой нравится тот, кого она видит перед собой, однако она стесняется открыто это показать. Это, конечно, льстит моему мужскому самолюбию, когда я вижу, что нравлюсь девушке. Я подмигиваю ей, и ее щеки мгновенно становятся цвета волос Рональда. На мой взгляд, она не особенно-то красивая, но меня это не сильно волнует, если я хочу девушку. Впрочем, чаще всего у меня нет никакой особенной цели — я не собираюсь ни заполучить ее номер телефона, ни поцеловать. Если как-нибудь получится — тем лучше, нет — я не заморачиваюсь. Мне нравится сам процесс игры, подтверждение того, что я нравлюсь. Кам это дико бесит, когда я так делаю. Она говорит, что я и так отлично знаю, что симпатичный, и для этого не надо дразнить всех девушек подряд. Я пытался ей объяснить, что, когда я подмигиваю девчонке, я не обещаю достать ей луну с неба, я просто пользуюсь тем, что могу подмигнуть кому-нибудь, не выглядя придурком. Это не у всех получается. Но для Кам это значит нечто иное, что-то большее. Она ничего не делает по приколу, как я. Иногда мне кажется, что она просто ревнует. Мы никогда об этом не говорим; несмотря на то что нашей дружбе уже четыре года, существуют темы, которые лучше хранить в папке «не для обсуждения».

Стефани выдает мой заказ, и я ей улыбаюсь, отчасти из-за сочувствия к ее кошмарной работе, отчасти потому, что первую девушку, с которой я переспал, тоже звали Стефани и с тех пор у меня осталась нежность к девушкам с этим именем.

Мне было четырнадцать, когда я впервые переспал с девушкой. Ей было шестнадцать, и это обеспечило мне до окончания школы репутацию крутого парня. Я, конечно, не кричал об этом на всех углах, это не совсем в моем стиле, но такие вещи обычно все равно становятся всем известны, особенно в школе. На самом деле это становится известно всем в любом возрасте. Человеку для выживания необходимы кислород, вода, еда… и здоровая доза сплетен.

Я тогда был довольно высоким для своих лет и уже обрел ни на чем не основанную уверенность в себе — она и сейчас при мне. Ну да, ни на чем. Я могу по пальцам пересчитать людей, которые поверили бы мне, если бы я решился признаться, что постоянно задаю сам себе тонны вопросов, что я дико тревожный и что порой мысли сменяют друг друга у меня в голове с такой скоростью, что я не могу уснуть. С годами я научился прятать приступы тревоги за бронированной стеной, при том что иногда к вечеру чувствую себя полностью выпотрошенным, целый день поддерживая этот мираж невозмутимости. Это так утомительно — постоянно притворяться сильным.

Но вернемся к моей первой Стефани… прежде всего к ее божественному телу. Именно она научила меня, как доставить женщине удовольствие (речь идет не о цветах и шоколаде, конечно). И именно она научила меня, пусть и не специально, как соблазнять девушку, изображая, что она тебе неинтересна. Я знаю, это не очень честная игра. Это вроде как делает меня мачо; я представляю, что многие девушки, с которыми я встречался, думают именно так, но я и не пытался никогда доказать обратное. Кам сказала бы, что прятаться за щитом бескомпромиссной честности, чтобы не испытывать вины за разбитые сердца, не лучше. Она умеет быть опасно проницательной, эта Кам, особенно когда речь идет о разбитых сердцах. Я думаю, что она много раз имела дело с мачо, плохими парнями, которые думали только о себе и больше ни о ком. Кам — девушка, которая всегда думает прежде всего о других. Это одно из лучших качеств, каким может обладать человек, даже если это превращает его в притягательный объект для эгоцентриков.

Но я не люблю об этом думать. Размышления о парне, разбившем ей сердце, вгоняют меня в гораздо более сильную тоску, чем все эти сердца, которые разбил я сам. Может быть, я именно поэтому такой мерзавец? Но я люблю всего нескольких человек на свете, и на остальных моего сердца точно не хватит.

Ладно, опять не о Стефани. Я расскажу о ней в конце концов. Я часто встречал ее в кафе, в обед, и мы с приятелями любили представлять, что бы мы с ней сделали, если бы наши жадные и неловкие руки подростков в самом разгаре пубертата смогли бы к ней прикоснуться. В этой юношеской наивности было что-то прекрасное и одновременно нелепое. В конце концов в один из дней я решил, что пора прекратить пускать слюни вечерами, представляя себе ее груди размером с мою голову, и действовать. И я начал ухлестывать за ее подружками. Это самый старый прием соблазнения в истории человечества, я знаю. Со временем, регулярно меняя девушек, я усовершенствовал это искусство и смею полагать, что стал куда более умелым в этом деле, хотя основной принцип и не изменился.

Но именно со Стефани я опробовал эту тактику в первый раз. Я останавливался возле стола, за которым она сидела с подружками, и болтал со всеми девчонками, кроме нее, — я отвешивал комплименты их волосам, их туфелькам, их новым курточкам Baby Phat. Огонь для нулевых.

После нескольких недель подобных маневров однажды вечером она подошла ко мне, когда я выходил из школы. Я изо всех сил старался делать вид полнейшего безразличия — скейтборд под мышкой, бейсболка козырьком назад, хотя сердце мое билось, как лев в клетке. Она положила руку мне на грудь, ее тепло пробежало по всему моему телу. И с ходу бросилась в атаку:

— В чем твоя проблема, парень?

— Извини?

— Ты говоришь со всеми, кроме меня.

— М-м-м, нет…

— Да.

— Я не знаю, что тебе сказать, Стефани.

— Вау, ты, оказывается, знаешь,