Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

– Это Бриансон, – сказал я ей рассеянно и не делая ударения на имени.

– Кто такой Бриансон? – спросила она, взяв обсахаренную вишню.

– Один из числа модных молодых людей.

– Очень приятно слышать.

– Он немного хвастлив, по его словам, ни одна женщина не может ему сопротивляться.

Я хотел заглянуть в глубину сердца Жанны.

– Он, конечно, богат, потому что, надеюсь, не мог бы иначе пользоваться их благосклонностью. Зачем он сюда приехал? Здесь ему не место.

– Он имеет претензию кружить головы всем порядочным женщинам.

– Если не ошибаюсь, я, кажется, вальсировала с ним однажды. Не хвастал ли он, что пользуется моим вниманием?

– Вальсировать с женщиной – значит пользоваться ее вниманием.

Несмотря на все старания, я не мог проникнуть в душу Жанны. Взгляд остался по-прежнему высокомерным, на устах бродила насмешливая улыбка; что происходило в ее душе? Брала ли ненависть верх над презрением? Освещал ли ее душу бледный луч угасавшей любви? Желала ли она мстить или забыть?

Подошедший посланник помешал мне продолжать разговор. Расставшись с Жанной, я подошел к Бриансону и сказал:

– Мы с вами не виделись с той несчастной ночи, когда вы плакали у смертного одра бедной девушки, которая убила себя из любви к вам.

– Правда, – отвечал он, приходя в волнение при воспоминании. – В сущности, убила себя не та, а другая. – И, вздохнув о Маргарите Омон, продолжал: – Та, которую вы тогда видели мертвой, совершенно здорова и очень весела.

– Вы, кажется, недовольны этим.

– Нисколько, но я не люблю катастроф и никогда не остаюсь на последний акт драмы; женщин же нельзя узнать вполне.

Я хотел дознаться, способен ли Бриансон хранить тайну.

– Не знаю ли я девушки, которая была настолько безумна, что пожелала трагически умереть у вас в доме?

– Может, и знаете, – ответил Марциал, – говорят, она здесь, поищите.

– Стало быть, она светская женщина? Я думал, это простая кокотка, игравшая роль влюбленной куртизанки.

– Нет, она благовоспитанная девушка, но потерявшая голову.

– Могу узнать первую букву ее имени?

– Ее имени! Я сам его не знаю; позабыл, совершенно позабыл.

При этих словах Бриансон прижал руку к сердцу и смертельно побледнел; на его лице появилось выражение глубокой печали. Он не был так непроницаем, как Жанна.

«Быть может, она больше не любит его, – сказал я сам себе, – он же любит ее по-прежнему, если только не оплакивает Каролину де Фурко, известную под именем Маргариты Омон».

В этот вечер Жанна торжествовала по красоте и по уму. За ужином она говорила насмешливо и ядовито; язвительные слова так и сыпались из ее уст, точно бриллианты.

– Вы жестоки, – сказал ей маркиз Сатана, – никому нет пощады.

– Тем менее вам, – отвечала она, – когда-нибудь я отомщу за то, что вы едва не свели меня с ума, выдавая себя за черта.

– Будьте осторожны, я, быть может, и есть настоящий черт.

– Полноте! Я не ребенок, чтобы испугаться вас, но, признаюсь, вы отлично сыграли свою роль. Сам Роберт Гуден [63] не мог бы превзойти вас.

Жанна рассказала о том, как явился к ней маркиз Сатана, как напугал ее, обещав являться в один и тот же час ночи, как он исполнял это обещание в течение нескольких дней.

– Пощадите, – попросил маркиз, притворяясь воплощенной невинностью, – я знаю, что вел себя как школьник, но надеюсь вознаградить себя, когда вы будете замужем.

– Уж не предложите ли мне своей руки?

– Женатый черт! Это насмешит до слез весь ад.

– Почему же вам и не жениться? У вас уже есть рога. – Жанна вдруг смолкла, потом прибавила: – Тсс! Это не мои слова.

Оживленность Жанны ни на минуту не прерывалась грустью. Маркиз обратился ко мне:

– Кончено, она вступила во второй период.

– Достигла второй любви, хотите вы сказать, любезный маркиз. Кого же она полюбит?

– Бог весть. Быть может, станет любить только себя.

Глава 2. Комедия фиакров

На другой день маркиз Сатана уведомил меня, что уезжает в Испанию сражаться за Дон Карлоса, и просил адресовать свои письма на имя герцога Обаноса, жившего на проспекте Императрицы. Он сожалел о том, что окончит карнавал без меня, и прислал приглашение на бал к герцогине ***.

Я не верил, что маркиз уехал сражаться за Дон Карлоса, но предполагал, что он отправился в Испанию вслед за какой-нибудь женщиной. Его скорое возвращение казалось мне несомненным, тем более что в последние дни он проиграл сто тысяч франков и хотел отыграться. Но любовь оказалась сильнее игры.

Я поехал на бал к герцогине, надеясь встретить Жанну.

Она приехала с госпожой Трамон, потому что ее мать, выкрасив себе волосы, страдала жестокой мигренью.

В этот вечер Жанна была в полном блеске.

Госпожа Трамон, обычно взбалмошная и рассеянная, уехала в половине первого, забыв о молодой девушке.

Жанна сама забыла о госпоже Трамон, потому что кокетничала с герцогом Обаносом на глазах Бриансона, который испытывал тысячу мучений.

Это был первый опыт ее мщения.

Отчего около трех часов Жанна позволила провожать себя герцогу Обаносу?

Оттого, что хотела идти дальней дорогой.

А еще и потому, что хотела поддразнить Марциала, который не спускал с нее глаз и видел, как она уехала одновременно с испанским грандом.

На расстоянии между улицей Морни и проспектом Императрицы разыгралась следующая небольшая комедия.

Чтобы сохранить приличия, герцог Обанос сказал, что уступает свой экипаж Жанне, а сам поедет в фиакре. Экипаж герцога двинулся впереди фиакра.

За этим фиакром следовал второй, за вторым третий.

В последнем сидел Бриансон. Это нетрудно угадать.

Но кто сидел в четвертом? Ревность в виде замужней женщины, которая была когда-то любовницей герцога Обаноса и считала позорным, чтобы незамужняя женщина позволила ухаживать за собой этому донжуану.

Прибыв к Триумфальной арке, экипаж герцога остановился согласно полученному приказанию. Герцог вышел из первого фиакра и занял место возле Жанны.

– Странно, за нами тянется целый поезд. Посмотрите.

Напрасно герцог приказывал кучеру ехать быстрее, – фиакры не отставали ни на шаг.

Когда весь этот поезд достиг дверей отеля, Марциал вышел из фиакра почти одновременно с герцогом Обаносом. Он был взбешен и в отчаянии хотел броситься между герцогом и Жанной.

К счастью или к несчастью, его подозвала замужняя женщина, находившаяся в таком же отчаянии и бешенстве.

– Где мы? – спросила она, чтобы скрыть свои намерения.

– Не знаю.

При виде разгневанной и ревнующей дамы смолкли гнев и ревность Марциала. При лунном свете он нашел ее очень красивой, и так как любовь не погасила в нем чувственности,