Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

Мужу казалось, что у его жены слишком много цветов; жена отвечала, что в этом состоит вся ее роскошь. Завел же он паноплию, следовательно, не должен восставать против роз.

Прежде княгиня редко бывала в саду, теперь же вдруг полюбила страстно розы. Благодаря этому обстоятельству капитан мог видеть княгиню то одну, подметавшую дорожки длинным шлейфом, то вместе с д’Армальяк, с которой вела бесконечные разговоры.

В деловом и утилизирующем мире приятно видеть восхитительные создания, которые, по-видимому, рождены только для того, чтобы улыбаться, и вся забота которых заключается единственно в возвышении своей красоты. Таково было мнение Фильшателя, который поэтому отдал бы за описанное зрелище свое место в Опере и в парижском Буффе – любимых театрах Цветка Зла.

К несчастью, князь также присутствовал при этом зрелище. Узнал ли он капитана в окне, хотя тот преобразился в турка, начиная с папушей и кончая феской? Двадцать раз был готов капитан бросить записку своей возлюбленной княгине, но все ждал удобной минуты. Однажды вечером он сделал еще лучше: обменявшись несколькими нежными словами, спустился из окна, перелез через пограничную стену и очутился в княжеском саду. Княгиня испугалась и не хотела слушать его; он шел за ней до крыльца, поэтому она покорилась необходимости, тем более что любила романтические опасности. Капитан высказал, что провел последние недели, разыскивая ее в обществе, что умирает от печали, что не может жить без нее.

– Да, да, – отвечала княгиня, – все это известно мне; все это пустая любовная болтовня. Не хотите ли вы похитить меня?

– Не смейтесь; я способен на все.

– Ну, в таком случае убирайтесь прочь.

Капитан ушел, но с тем условием, что ночью, когда князь уедет в клуб или куда бы то ни было, княгиня сойдет в сад наслаждаться платонической любовью с капитаном, который сделался чистейшим платоником.

– Не верю ни одному вашему слову, – отвечала княгиня со смехом, – но мы увидимся.

Она подчинилась обаянию; в следующую ночь княгиня не подавала признаков жизни, но во второй вечер, часов в одиннадцать, сошла с крыльца подобно белой тени.

Фильшатель не замедлил явиться на свидание; от полноты счастья он обнял ее, и объятия были так нежны, что княгиня не оскорбилась. Притом же чувство заговорило сильнее. Княгиня находила, что этот человек, бивший женщин, гораздо нежнее двух ее первых поклонников, и потому допустила усилиться свою любовь. Она рассказала все д’Армальяк, которая, со своей стороны, поведала ей, как еще сильно любит Бриансона.

Они расспрашивали друг друга, гадали на картах, хотели знать будущее, чувствуя, что любовь сильнее воли и что они уже не могут совладать с собой.

Однажды вечером, когда неразлучные сидели на ступеньках крыльца, а князь курил под деревом, капитан Фильшатель, не видя его, перебросил записку; последняя упала к ногам князя; князь поднял и развернул ее.

– О-о! – сказал он. – Любовная записка.

Записка была следующего содержания:

Прелестная княгиня,

сегодня вечером мрачное небо, ни одной звездочки, кроме той, которая будет гореть в вашем окне; не забудьте, Джульетта, что Ромео станет ждать под балконом.

Подписи не было.

Князь топнул ногой, но сдержал гнев.

– Я также буду под балконом, – сказал он и отправился к обеим дамам, которым, разумеется, не показал найденной записки. Чтобы скрыть свое волнение, он завел разговор о дружбе между женщинами.

– Уж не хотите ли ревновать меня к Жанне? – спросила княгиня.

– Благодаря Богу, нет, притом я не ревнив.

– Не думаю. Вы любезно держите меня взаперти под предлогом сильной страсти. К счастью, Жанна услаждает мое одиночество.

– Ваше одиночество!

Князь едва сдержал себя.

– Прощайте, – сказал он, подавая руку д’Армальяк и палец жене.

Перед уходом из дома князь убедился, что револьвер его заряжен.

– Жена говорит, что у меня нет друзей, – прошептал он, – вот этот не изменит мне.

Он вышел и вскоре вернулся.

В полночь княгиня сидела на балконе.

Отчего же не было Фильшателя под цветущим каштаном?

Оттого, что Роберт Амильтон, которого вы не знаете, встретил тряпичницу, с которой вы еще меньше знакомы.

Глава 2. Записной дуэлист

Историю Роберта Амильтона можно назвать самым неправдоподобным романом.

Есть люди, которые в жизни не могут сделать шага, не попав в бездну или опасное положение. Они переходят от одной невероятности к другой, от одной бури к другой, между тем как другие, простоумные, спокойно приплывают к счастливым берегам.

В настоящую минуту я могу сказать вам о Роберте Амильтоне только то, что он дошел до крайней нищеты, полного отчаяния и безверия и готов был посягнуть на самоубийство.

О его происхождении, семействе, воспитании ничего не известно. Когда-то он бывал в лучшем парижском обществе, но не принадлежал к нему официально. Он англичанин? Быть может, только англоман. Осанка его безупречна; он был высокого роста, красив, с черными волосами, гордо поднятой головой. Его состояние? Об этом никто ничего не знал. У него были отличные лошади и любовницы, которые прославились через него.

Но в ту минуту, как он выступает на сцену в этом рассказе, у него не было уже ни лошадей, ни любовниц. От минутного блеска осталась только дерзость. Он доживал тридцатый год, пресытясь всем не потому, что утратил иллюзии, ибо никогда их не имел, не будучи ни поэтом, ни мечтателем, но потому, что не имел больше денег. В итоге оказывалось: слишком много лошадей и беспримерное несчастье в баккара.

– Конечно, – сказал он грустно, – я потерял всякую надежду, и мне остается только умереть.

Как дошел он до этого? У него были красота, храбрость, надменность, непринужденность знатного человека, или комедианта, или фехтмейстера.

Он не был ни знатным человеком, ни комедиантом, ни фехтмейстером.

Однако он мастерски владел шпагой и любезно убивал за всякое неприятное для него слово. Недурно также играл комедию с женщинами. Если он не мог брать знатностью рода, то брал красивой наружностью и был в этом случае счастливее многих, род которых восходит к эпохе крестовых походов.

Последняя его дуэль была с другом, который сделался его врагом, потому что ссудил ему десять луидоров.

Роберт упрямился возвратить эти деньги, и рассерженный заимодавец сказал ему:

– Кончится тем, что тебя станут называть Роберт-шарлатан.

– Это словечко разлучит нас навеки. Я возвращу вам десять луидоров, но вы будете драться со мной.

Сказано – сделано.

Роберт делал чудеса, чтобы добыть десять луидоров.

Он послал их бывшему другу вместе с двумя секундантами.

Бывший друг употреблял