Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

все усилия предотвратить дуэль, радуясь возвращению десяти луидоров, а быть может, опасаясь дурного исхода поединка; но, несмотря на все старания, должен был выйти на дуэль.

Роберт удовольствовался только тем, что оцарапал ему руку.

Это служит новым доказательством тому, что не следует ссужать своего друга десятью луидорами, если не обладаешь великодушием занести эту сумму на счет прибыли и убытка дружбы.

Несмотря на свой американский характер, рискующий всем и рассчитывающий на собственные силы в опасных предприятиях, Роберт не мог, однако, найти средств вновь создать себе состояние. «Впрочем, не стоит заботиться об этом», – говорил он в полной уверенности, что тридцатым годом оканчивается молодость. А без молодости что такое жизнь? Ряд скучных дел, постоянная неудача, комедия, в которой играешь мнимых рогоносцев или больных, если только не бываешь ими на самом деле. «Нет, нет, – говорил он, – я сыграл свою роль и не хочу занять второстепенные; ускорим развязку». В корабле оказалась всюду течь. Единственным его спасением была старинная любовница, которая давала ему пристанище, но отказывала в сердце. Так как Роберт был с нею дерзок, то она выгнала его.

Амильтон решил убить себя в тот же день, но хотел прежде позавтракать весело, подобно гладиатору, который с улыбкой на губах встречает смерть. Он вошел к Биньону: все столы были заняты; ему показалось обидным не иметь места для своего последнего пира, и потому он без церемонии уселся за один столик с двумя мужчинами, которые мирно завтракали. Роберт сильно постучал, чтобы позвать прислугу.

– Извините, – сказал ему один из завтракавших мужчин, – стол занят.

– Стол принадлежит тому, кто позже пришел, – отвечал Роберт.

Второй мужчина молча подал свою карточку этому нахалу.

– Вы хотите рисковать своей жизнью? Позавтракав, я пришлю к вам своих секундантов.

В зале нашелся один из друзей Роберта, который стал его уговаривать.

– Не отступлюсь ни от одного куска, – отвечал он, вырывая у прислуги блюдо раков.

Его сочли пьяным. Оба обиженных, не желая тотчас начинать дуэли, позволили ему распоряжаться, но твердо решились расправиться с ним, как только пройдет его опьянение.

На другой день дрались в Сен-Клу. Разумеется, Роберт ранил противника.

– Странно, – сказал он одному из секундантов, – если бы я не дрался с этим человеком, то был бы теперь мертв.

Напрасно расспрашивали его о значении последних слов, он отказался дать объяснение. Оставшись один, он подумал: «Не найдется ли сегодня причины отсрочить смерть еще на день?»

Вечером Роберт отправился в театр, где его хорошо знали, и стал уверять, что имеет место в первой ложе на авансцене. В этой ложе сидели две молодые кокотки. Зная Роберта давно, они позволили ему остаться до прихода мужчин. Когда вошли последние, Роберт посоветовал им убираться вон, ссылаясь на отсутствие знакомства. Мужчины разгорячились; тогда Роберт схватил перчатку одной из этих дам, намереваясь кинуть ее в лицо противникам.

– Посмотрите, ни один из них не обладает мужеством поднять вашу перчатку. – Перчатка была поднята; охрана вывела Роберта из ложи. – Это ничего не значит, я не потерял даром день, потому что добился дуэли на завтра.

В течение целой недели он каждый день имел дуэль по различным поводам; Роберт делал дерзости с отличным тактом, никогда не доходя до оскорбления, что было еще хуже для благовоспитанных людей, так как можно простить оскорбление, но не дерзость.

Дуэли Роберта были настоящей комедией. Одному он говорил: «Уберите свой нос, он мешает мне видеть дорогу», другому: «Наденьте очки, у вас дурной глаз». И всякий вечер, ложась спать, он извинялся перед собой за то, что еще не умер, так как завтра должен выйти на дуэль.

Однако все ресурсы были истощены; Роберт продал все, за исключением того, что осталось на нем; ночевал в разных гостиницах, потому что не мог заплатить за вчерашний ночлег. Наконец исчезла возможность добиться дуэли, потому что все отказывались быть его секундантами: обычные посетители кофейной Гельдер имели на него зуб.

В пятницу Роберт Амильтон тщетно рылся в карманах: там не было ни золота, ни серебра, ни билетов mont-de-piété.

Было около полуночи, а Роберт еще ничего не ел.

Целый вечер он мерил бульвар от Водевиля до Бребана, как будто должен был встретить друга, который предложит ему обед.

Он встретил несколько товарищей, но те предложили ему только сигары.

Кто курит, тот обедает; но в этот день напрасно он курил – голод брал свое. Роберту казалось, что в его желудке орет целая рота солдат.

Он не мог, подобно прочим, войти к Бребану, в кофейную Риш, в Золотой дом, к Биньону, не заботясь об увеличении долга; всюду он был столько должен, что не смел показать носа.

Если же и случалось ему войти под покровительством друга, то ему подавали не карточку кушаний, а счет.

В половине первого сходила с шумом по лестнице от Бребана веселая компания, состоявшая из шести мужчин и шести женщин.

Эта компания провела вечер в Опере, где смертельно скучала, и, чтобы вознаградить себя за скуку, ужинала у Бребана, утешаясь шампанским.

В числе женщин Роберт с удивлением заметил одну, способствовавшую его разорению.

Это была девица Беспощадная, хорошо известная в Париже, от стен Святого Лазаря до места скачек.

Ее называли девицей, хотя она дважды была замужем, не считая браков с левой стороны.

– Каково, – прошептал Роберт, – у нее еще уцелели подаренные мною бриллианты.

Действительно, в ушах Беспощадной сверкали серьги – замечательные бриллианты в шесть-семь каратов.

Роберт невольно подошел к Беспощадной.

– Жанна, – сказал он, – мне нужно с вами поговорить.

– Мне больно! – вскричала Беспощадная. – Разве не видите, что на мне кольца?

– О, некоторые из них подарены мною, – отвечал он.

Жанна Беспощадная кинула на Роберта презрительно-надменный взгляд.

– Я не помню этого.

– А, ты не помнишь! – сказал Роберт в бешенстве. – Ну так я помню, кто ты.

Он нарочно говорил громко, чтобы завязать ссору с кем-нибудь из мужчин.

«Последняя дуэль, – думал он, – положительно, это лучшая дорога на тот свет, потому что теперь я позволю себя убить».

Но никто из мужчин не принял стороны обиженной Жанны Беспощадной.

– Как! – вскричала последняя. – Никто из вас не хочет проучить его?

– По́лно, – сказал один из мужчин, – теперь не время заводить ссору.

– Осталась только одна дуэль, – заметил другой, – дуэль между Францией и Германией.

Последний, сделавший это замечание, не был ни в рейнской, ни в луарской армии.

Глава 3. Цветок на куче навоза

Блестящая мысль мелькнула в голове Роберта Амильтона. Он знавал Девима и остался ему должен двести пятьдесят франков за охотничье