Цветок зверя - Шелби Мануэль

мясо. И ей понадобится ее лицо, чтобы есть. — Царь выходит из хижины и хлопает Николая по спине. Николай раздраженно ворчит, прежде чем подтолкнуть меня к качелям и сесть рядом. Поли пихает миску Царю, когда он садится с ней и Львом на ступеньки.

— Есть что-нибудь? — Спрашивает Царь, когда все приступают к еде.

Я поднимаю ноги, чтобы скрестить их перед собой, и разламываю свою булочку. Положив голову на плечо Николая, я только тогда понимаю, что у меня самой был некоторый стресс, когда он ушел. Поли отвлекала, но находиться вдали от него — это ново и некомфортно. Он наклоняет свою голову к моей и делает долгий вдох. На минуту я в ярости от того, что они забрали его у меня даже на несколько часов.

Как только эта мысль приходит мне в голову, я бросаю взгляд на троицу, поглощающую тушеное мясо, и медленно меняю свое мнение. Мне действительно начинают нравиться эти люди, а мне нравятся не многие. Я рада, что мы так легко преодолели то, что я осталась в живых.

— Несколько кроликов. Но мы видели и огромную рысь. Она появилось из ниоткуда. Кроме этого, мы восстановили растяжки, которые я демонтировал, когда мы вошли, — бормочет Лев с набитым хлебом ртом.

— Сможем ли мы избежать встречи с ними, когда будем уходить? — Спрашивает Царь, и Николай переводит на него свой яростный взгляд.

— Я составлю для тебя карту, когда ты будешь уходить. — Он проводит рукой по моей ноге, и я поднимаю голову с его плеча, чтобы поделиться своим мнением, но Царь поднимает руку, останавливая меня.

— Николай, ну же, чувак, нам нужно пойти и все исправить, — медленно говорит Царь, ставя свою миску на пол. — Подумай об этом с точки зрения клиента. Ты бы оставил это в покое? — Он использует тон, которого я от него еще не слышала. Это заставляет Николая сделать долгий, успокаивающий вдох. — Команда Рамона в Нью-Йорке, с которой мы контактировали, знает, откуда мы регистрировались в последний раз, и я не достаточно уверен, что они не используют свои ресурсы, чтобы вычислить нас.

— Черт. Я об этом не подумал. — Лев оглядывает нас, проводя рукой по волосам.

— Я не могу позвонить нашему связному отсюда, но он заверил меня, что поможет нам. За определенную цену, конечно, — продолжает Царь, не сводя глаз со все более разъяренного Николая. Я накрываю его руку своей, чтобы удержать.

— Как ты думаешь, он сможет помочь нам убедить моего отца, что я мертва? Или что я не представляю угрозы? — Мои плечи поднимаются, когда мое тело сжимается само по себе. Царь кивает, не глядя на меня. Я снова хочу спросить о своем отце. Эти четверо — одни из самых могущественных людей, которых я когда-либо встречала, и даже они, кажется, искренне боятся его.

Я всю свою жизнь думала о том, чтобы завести семью. Я полагала, что именно ею была для меня Рея, но мы были просто двумя детьми, которым нужна была чья-то поддержка, и в процессе стали друзьями. Но по мере того, как всплывают все более мелкие воспоминания, я вспоминаю, что у меня действительно были люди, которые заботились обо мне.

Если все мои воспоминания правдивы, а не бредовый сон, моя мать была удивительной женщиной, с которой жестоко обращался Рамон. Он никогда не относился к ней с уважением. На заднем плане моих воспоминаний гораздо больше людей, но они лишь очерчены или размыты. У меня болят глаза, когда я пытаюсь по-настоящему сосредоточиться. Даже лицо Рамона не так ясно видно.

— Когда мы сможем ехать? — Я прочищаю горло от начинающего образовываться комка и игнорирую то, как напрягается Николай, потому что ясно, что мы должны это сделать. Я не буду рисковать их жизнями, и больше не хочу прятаться.

— Чем раньше, тем лучше. Завтра. — Царь продолжает смотреть на Николая, который с каждой секундой все крепче сжимает мое бедро, его расчетливый взгляд устремлен на линию деревьев.

— Хорошо. — Я киваю, встаю и провожу руками по волосам. Я останавливаю себя, чтобы не объяснить, что делаю, потому что мое лицо заливается краской от непролитых слез. — Мне просто нужна минута. — Я ставлю свою миску на перила, прежде чем войти в дом и направиться на кухню.

Обхватив себя руками, я сжимаю свои бицепсы и делаю несколько глубоких вдохов. Тревога, которую я испытывала всю свою жизнь, когда приближалась к неизвестной ситуации, начинает подниматься, но я справляюсь с ней. Из-за двери доносится сердитое бормотание, но я рада, что не участвую в нем. Я думаю, все мы знаем, что другого выхода нет, но это не так просто.

Что будет, если это ловушка, и мне придется встретиться с ним лицом к лицу? Он явно по какой-то причине презирает меня, но я была всего лишь ребенком. Что я могла поделать? А что, если Николай пострадает? Я не могу этого допустить.

Несколько недель назад моей самой большой проблемой было, как избежать похода в офис. Впервые за долгое время я ценю свою незамысловатую жизнь до всего этого. Я была заперта в своем городе и никогда по-настоящему не чувствовала себя устроенной, постоянно искала что-то другое, но я знала, что ждет меня в каждом дне. Было одиноко, но предсказуемо. Я знаю, что никогда не смогу вернуться к этому. Я даже не хочу, но чем больше ответов я получаю, тем больше мне кажется, что я вообще ничего не знала. Вся моя дерьмовая жизнь была ложью.

— Ана? — Грубый голос Николая заставляет меня вздрогнуть, когда он входит в дверь, но я не оборачиваюсь к нему. Вместо этого я закрываю глаза и опираюсь руками о стойку, позволяя своим слезам литься из-за смерти того, кем я была.

Он разочарованно вздыхает, стоя позади меня.

— Ты расстроена? — Он формулирует это как вопрос, но он уже знает ответ, поэтому я не отвечаю. — Вот почему я не хотел рассказывать тебе всего, пока не решил, что ты будешь готова. Я хотел защитить тебя от всего этого дерьма.

Я на мгновение прижимаю руки к лицу и провожу ими по затылку.

— Никто не готов к подобным вещам. Но мне все равно нужно было это знать. Я не хочу провести остаток наших жизней, оглядываясь через плечо.

Мой голос дрожит, когда я убеждаю свой страх уйти. Пустота в моем животе растет, но она продолжает оставаться управляемой, пока его тело согревает мою спину.

Он подходит ближе и кладет руки на стойку рядом со мной, каким-то образом