Что такое хорошо - Евгений Семенович Штейнер

Но вот Ваня появился

С пионерскою звездой.

К паровозам обратился

С речью ясной и простой:

– Здравствуй, транспорт наш могучий,

Снова вижу я тебя!

Поцелуй тебе летучий

Шлет советская земля.

После ритуального лобызания, то есть поцелуйного компривета, пионер обращается к стальному стаду с зажигательным заклинанием: «Пусть дымится ваше темя, / Разведем пары опять». Пары, видимо, предполагалось разводить для разжигания мировой революции – довольно стоять на запасных путях, ибо завещано вождем, который изображен на центральном развороте, выдержанном в багровых тонах, следующее:

Смычку с вами мы устроим

По заветам Ильича.

Жизнь новую построим

На фундаменте труда.

В центре разворота стоит памятник в окружении множества внимающих ему паровозов[243]. То есть это пионер Ваня уподобляется говорящему речь вождю, возвышаясь на пьедестале. Резкие скрещивающиеся диагонали и яркий контраст красок воспроизводят привычные штампы плакатной графики. Финальным крещендо служат следующие стишки:

Стук и гром, земля трясется,

Глядя на молодежь,

Полный радости, смеется

Старый, ветхий паровоз.

В стуке, громе и сотрясении земли происходит революционное преображение старого и ветхого паровоза. Этой паровозной трансфигурации вкупе с эпифанией способствовали великий почин и, как мы видим снова, направляющая роль идеолога-вождя-машиниста. Впрочем, достаточно уместным комментарием к этому произведению, пожалуй, будут слова К. Чуковского о современной ему детской литературе: «Никогда еще, даже во времена Борьки Федорова, маленьких детей не кормили такою трухлявою и тухлою дрянью, как та, которую им подносят сейчас»[244].

Впрочем, это был еще не предел. Упоминавшийся уже «Ваня-металлист» того же Орловца, где также не обошлось без паровозов, сделан еще бездарней. Описания там невнятны и убоги: «Тракторы, тракторные плуги, двигатели! Да неужели же мы, русские рабочие, не сможем сработать их?!» – горячился Ваня[245]. Снова (как и в случае с «Шоколадом») детские книжки (даже если то были немудреные поделки и скоротечные поденки) выглядят беспощадно ясным осколком большого разбитого советского зеркала. Так, следующие пассажи с равной вероятностью могли появиться на странице газеты «Правда», в отчете Высшего совета народного хозяйства или в детской книжке: «Сормовский завод выполнил почти целиком (почти! – Е. Ш.) задание по постройке и ремонту паровозов и вагонов. Из его мастерских вышли паровозы, которым могли бы позавидовать даже заграничные вагоностроительные заводы. – Не подгадили наши! Молодцы! – гудели рабочие». Венчает детскую книгу паровоз в клубах дыма, летящий без остановок до коммуны, с соответствующим текстом: «Пусть иностранные капиталисты не думают, что мы погибнем без их капитала».

Сходно бездарные и совершенно невыразительные картинки нарисовал в книжке «Девочка, спасшая поезд»[246] будущий мэтр социалистического реализма Борис Иогансон. Впрочем, финальный цветной сюжет на задней сторонке обложки выглядит весьма любопытно. Изображенный на коричневато-черном фоне черный с красными рефлексами паровоз дан в резком ракурсе, почти фронтально, что делает его похожим на пузатый котел или самовар. Обильный багрово-красный дым, исходящий из неправдоподобно тонкой трубы наподобие декоративно переплетенной вязи, вызывает ассоциации одновременно с модерном и арабскими сказками. Паровоз становится похож на медный кувшин, откуда вот-вот в дыме и пламени революционного обновления мира вылетит джинн индустриализации. Такие ассоциации могут показаться несколько неадекватными, но трудно отрицать, что некоторая растерянность и испуг проскальзывали и у вполне сознательных. Так, на обложке книги «Приключения Травки»[247] художник А. Могилевский изобразил летящий в динамическом порыве паровоз, а под ним – маленького мальчика. Паровоз как бы навис над ребенком, между тем как по назначению это – «производственная книга о транспорте».

Еще более показательны иллюстрации Галины Чичаговой к книге «Путь на север» (М.: Новая Москва, 1924), созданной ею вместе с сестрой Ольгой и литератором Николаем Смирновым (ил. 43). Паровоз на обложке изображен крайне условно в виде супрематического монстра, состоящего из острых недетализируемых плоскостей. Рисунки в тексте сухостью и прямолинейной графичностью напоминают чертежи. Людей в них мало, а если и появляются фигуры, то они также образуют ровные линии, уподобляясь точкам, из которых строятся прямые. Таков рисунок на странице 15, где изображены землекопы с тачками, везущие их следом друг за другом по неукоснительной прямой за горизонт, последовательно уменьшаясь до неразличимых точек. Эту иллюстрацию можно счесть пророческой: так шли на север, прокладывая собой железные дороги во исполнение воли железных наркомов, проводивших прямую железную линию партии, миллионы людей, превратившихся кто в гайки великой спайки, кто в точки на карте, кто просто в лагерную пыль[248]. Путь на север прокладывали тысячи и десятки тысяч, чтобы вскоре по этому пути устремились миллионы и десятки миллионов. Характерны и многозначащи в свете последующего исторического опыта следующие стишки из книги Л. Остроумова «Поезд»:

Из теплушек смотрят морды:

Гуси, лошади, быки

Да бараны-дураки[249].

Ил. 43. Смирнов Н. Г. Путь на север.

Рис. Г. и О. Чичаговых. М.: Новая Москва, 1924. Обложка

Уже через три-четыре года в теплушках повезли на Север оказавшихся в положении быков и баранов крестьян. Как знать, может быть, дети, запомнившие, что в теплушках возят баранов-дураков, примерно так же отнеслись и к прочей деревенской живности, и впрямь, по Марксу, страдавшей от идиотизма?![250]

Любопытно, что в детских книжках описывался и встречный поток:

Вы в Москву? – Да.

– И я туда!

Еду от пастухов

На съезд батраков[251].

Пастухи баранов и одновременно батраки у отца народов, съезжавшиеся в Москву за руководящими указаниями, – чем не изоморфная большому социуму картинка?

Даже в десятках книжек, которые составлены исключительно из сухих описаний механизмов и истории паровозостроения, неожиданно проглядывают странные, диссонирующие бравому индустриальному мажору ноты. Так, Б. Житков, давая в книжке «Паровозы» вполне техницистские – длиною в 150 страниц – описания паровозов[252] начиная с Кюньо и Стефенсона, кончает книгу следующим абзацем:

Вдруг – трах! и все полетело вдребезги, броня рассыпалась как черепки и столб пару клубом взвился и окутал вагоны. Это враг большим снарядом угодил в паровоз. Взрывом котла ответил паровоз и разорвал на себе все. Разнес броню, будку, топку, метнул из тендера уголь, рванулся и упал на изрытую насыпь[253].

Странно, ей-богу, – то «наш паровоз лети-лети», и вдруг «трах! и все полетело вдребезги». Здесь уместно снова вспомнить уже упоминавшийся выше тезис о наличии архаических стереотипов в авангардистском мироощущении и рассмотреть эту проблему подробнее.

Можно выдвинуть предположение, граничащее с уверенностью, что в советской, а ранее – в досоветской, российско-интеллигентской, не говоря уже о крестьянской, ментальности паровоз в конечном счете связывался с разрушением и смертью. Как известно, железная дорога в России начиналась с панического нежелания народа пользоваться этим средством передвижения, из‐за чего дорогу приходилось опробовать на солдатах. Еще Белинский не без восхищения сравнивал «героя нашего времени» Печорина с паровозом, который давит всех, кто попадается у него на пути. Из стереотипных текстов о чугунке сразу вспоминается Некрасов, который, взявшись описывать железную дорогу, первым делом выделяет следующее:

Прямо дороженька: насыпи узкие,

Столбики, рельсы, мосты.

А по бокам-то все косточки русские…

Косточки русские оказываются совершенно необходимой основой железной дороги и прогресса, ибо они

К жизни воззвав эти дебри бесплодные,