Что такое хорошо - Евгений Семенович Штейнер

А справедливее Ес-ес-ес-ерии не видал[282].

Как можно заметить, общим деноминатором всех этих историй является активная революционная позиция плюс некоторое хулиганство. В обеих последних книгах самолет является современным и революционным реквизитом, помогающим герою действовать как юный супермен. В этом отношении самолет играет роль типологически сходную с фольклорными сказочными помощниками вроде чудо-меленки или серого волка, а еще ближе – конька-горбунка. Собственно, и сам самолет мог предстать в соединении с таким коньком – как в книжке «Конек-летунок» (Андрей Кручина, 1925). Жанр стихотворной истории заявлен как аэросказка про паренька Ваню, а тексты в чем-то созвучны и нашим дням:

Враг наш тоже строит флот,

Впереди он нас идет.

Флот давно он строить стал,

Укрепляя капитал.

Чтобы с флотом тем напасть,

И разрушить нашу власть,

И покончить с нами разом,

Потравить нас хочет газом[283],

С неба пулями палить,

А затем закабалить[284].

Неизвестный сибирский художник ловко смешал лаконично-модернистские очертания самолета с лихим летуном Иваном, выполненным в народной манере.

Другой Ваня («Ваня в Китае») летал в Китай, правда во сне (но на Первое мая); более подробно об этой книге см. в разделе «Детки-разноцветки». Там он учил китайских детей политграмоте.

Летающее устрашение (с фольклорной отдушкой)

Последняя большая группа книжек про авиацию наиболее идеологически нагружена. Справедливо будет сказать, что они даже не про авиацию как таковую, а про несокрушимую славу и устрашающую мощь советских воздушных сил, вообще про Красную армию и, соответственно, советский режим в целом. Изображение самолетов в таких книжках имело целью не утолить детскую любознательность и тягу к технике, а служить наглядной демонстрацией милитаристской силы государства. Количество подобных книг выросло в начале тридцатых на фоне консолидации власти в руках Сталина и экспоненциально возросло к концу десятилетия параллельно с нараставшей шпиономанией и бряцанием оружием. Одним из самых удобных сюжетов для выполнения такого социального заказа был парад[285].

Ил. 50. Фиш Г. Я. Парад.

Рис. В. Твардовского. М.: Радуга, 1930. Разворот с самолетами

В одной из таких книжек – «Парад» Геннадия Фиша – использован интересный вид сверху, со всевозможными наклонами и ракурсами (ил. 50)[286]. У художника В. Твардовского ровные ряды солдат и матросов, то падая, то вздымаясь как волна, напоминают шеренги уходящих бойцов в картине Петрова-Водкина «Смерть комиссара». В формальном отношении эти композиции почти так же примечательны, как и современные им рисунки Гальперина к «Самолету», а что касается текста, то он далек от крайностей, но все же вполне воинственный.

Даже в этой откровенно пропагандистской категории были некоторые сюжетные приемы, заимствованные из волшебных сказок. Иногда это было сознательной стратегией построения сюжета, а в других случаях возможно говорить о полуосознанной приверженности к фольклорным и мифопоэтическим тропам.

Ил. 51. Яковлев С. (Маршак С. Я.) Аэроплан.

Рис. П. Бучкина. Пг.; М.: Радуга, 1924

Для иллюстрации вышесказанного стоит начать с довольно необычной книжки Маршака «Аэроплан»[287] (1924). Стальная птица появляется в петроградском небе (ил. 51):

Летая медленно кругом,

Не шевелит она крылом,

Над городом грохочет

И бомбу сбросить хочет. (с. 7)

Иллюстрации Петра Бучкина выполнены в добротной экспрессионистской манере, передающей угрозу и полное смятение на улицах. Вполне вероятно, что за этой пугающей образностью стояли воспоминания о недавней войне и вражеских бомбежках. Но это всего лишь экспозиция для сказочного сюжета с антропоморфизацией неодушевленного объекта. Дальше следует самое интересное: добрый мальчик Антоша пожалел хоть и яростную, но одинокую стальную птицу и предложил построить для нее гнездо. Глубоко растроганный аэроплан принимает предложение, забывает про бомбежку и высиживает в новопостроенном из прутиков гнездышке целый выводок маленьких стальных аэропланетят. Можно предположить, что такая история, сочиненная вскоре после многолетней войны и в начале нэпа, выражала надежду на то, что после долгих лет отчаянной жестокости и нехватки всего, жизнь сможет повернуться к лучшему. Также история содержала (впоследствии непопулярный) посыл о том, что доброта и помощь способны исправить злоумышленников и принести мир. С концом нэпа и со сталинским «великим переломом» ситуация изменилась на противоположную. Однако фольклорная трактовка темы авиации не исчезла полностью.

Сказочная ментальность с латентно агрессивным подтекстом вполне очевидна, например, в стихотворении Лебедева-Кумача (1898–1949) «Ковер-самолет»:

Народ спокон веков мечтал о самолете,

О сказочном ковре чудесной быстроты…

В могучем Сталинском Воздушном Красном Флоте

Воплощены теперь народные мечты.

Растут богатыри, и крепнут наши крылья,

Все выше мы летим, все дальше, все быстрей!

Бледнеют сказки перед нашей яркой былью,

И нас не устрашит любой дракон и змей!

Хоть это произведение официального песнопевца сталинской эры и не сочинялось целенаправленно для детей, оно было включено в хрестоматию для детского чтения в раздел «Сказки, легенды и басни», сразу за отрывками из пушкинской «Руслан и Людмила» и перед всеми прочими сказками и баснями[288]. Таким образом, педагоги-идеологи-пропагандисты считали стишок вполне пригодным для детей и достаточно сказочным – почти как у Пушкина.

После знаменитого Лебедева (Кумача) уместно вспомнить практически забытого (хоть в 1930‐х его и называли советским Ремарком) Лебеденко – малого писателя и журналиста. В 1925 году он принимал участие в пропагандистски-показательном перелете советских самолетов по маршруту Москва – Пекин, а в следующем летал из Ленинграда на Шпицберген в составе участников полярной экспедиции Умберто Нобиле. Он хотел опубликовать свою детскую книжку о полете в Пекин и принес рукопись Маршаку, главе Детотдела в Госиздате. Много лет спустя Маршак вспоминал об этом в разговоре с Лидией Чуковской (которая, кстати, одно время – до разгона – работала в этой же редакции).

Лебеденко пришел к нам с перелетом в Китай. По тем временам это было дело героическое. Он описывал подробно, как наши самолеты летели. Однако получилась всего лишь хроника – сегодня интересный день, а завтра очень скучный. Никакого нарастания, скучно. Я его спросил:

– А какой самолет был хуже всех?

Оказалось, «Латышский стрелок». Он был технически менее совершенен.

– Долетел все-таки? – спрашиваю.

– Долетел!

Почему же его не взять в центр рассказа, чтобы читатель все время беспокоился: а что «Латышский стрелок»? Догоняет? Подсознательно это у меня родилось из мысли о сказке об Иванушке-дурачке. Так иногда знание фольклора помогает работе над самыми реалистическими вещами[289].

Тем не менее книга «Как я летал в Китай» (1926) получилась не слишком захватывающая, хотя сравнение героических и устрашающих латышских стрелков с Иванушкой-дурачком выглядит забавно[290].

В книге «Победа» (М.; Л.: ОГИЗ, 1931; худ. Б. Покровский; автор текста не указан – вероятно, это Покровский же) использована агональная ситуация волшебной сказки: царь (в данном случае персидский шах) устраивает состязание – чьи самолеты лучше. При этом пригласили двух знатных соперников: Французского Капиталиста и Итальянского Фашиста. Оба выглядели весьма солидно, но внезапно над шахским дворцом появился маленький скромненький самолетик и начал выделывать всякие фигуры высшего пилотажа. «Должно быть, это американец», – подумал шах, но тут самолетик приземлился, и все вдруг увидели красные звезды на его крыльях. Это был, разумеется, советский аэроплан, который играл роль конька-горбунка – невзрачной и непритязательной темной лошадки, которая неожиданно для всех обскакала богатых и знатных