Повести монгольских писателей. Том второй - Пурэвийн Хорло

подкоптился на солнышке, пока по худону ездил. Теперь побудь на центральной усадьбе. Тебя назначили в комиссию по учету лекарственных препаратов. Хорошенько все пересчитайте, составьте опись.

Его слова будто оглушили меня.

— По отарам поездить бы надо, — выдавил я.

— Это не уйдет. А вот списочек, будь добр, поаккуратнее…

— И долго нам возиться?

— А это уж как сумеете. Поспешите — в четверо суток уложитесь, — сказал врач, протянув мне пригласительный билет на вечер в клуб, и завел мотоцикл. — Утром приходи сюда, — еще раз предупредил он и укатил.

«Четверо суток… Ишь какой скорый! Да разве за четверо суток во всем разберешься? — злился я, шагая к дому. — А хорошо бы закончить дня за три… Посижу ночами, заранее разлиную таблицы для списка по несколько экземпляров под копирку. Скоро Саран придет с работы, умоется, найдет под подушкой записку»…

Вечером я принарядился: отутюжил черный костюм, который не надевал уже два месяца, надел белую рубашку, повязал темный галстук и двинулся в клуб. Там городские врачи-практиканты проводили вечер «Здоровье». Увидев в красном углу группу студентов, я решил, что приоделся весьма кстати. Старый знакомец Сэвжид ткнул меня в плечо.

— Гляди, — показал он на студентку в шелковом дэле. — Самая видная девчонка из их компании. Настоящая красавица! — И парень зацокал языком.

Эту девушку я сразу признал — мы были знакомы еще в годы моей учебы.

— Ты ей уже представился? — спросил я, заметив его интерес к студентке. Глаза Сэвжида хитро блеснули:

— Уже поздоровался, так что первый шаг сделан. У меня не сорвется! — заносчиво заявил он, весьма, кажется, довольный собою. Начались танцы, но я не поднимался с места. Приглашать знакомую мне Должин и дразнить прикованного к ней взглядом Сэвжида было неудобно, а танцевать с другими вовсе не хотелось. Но и Сэвжид долго переминался около меня с ноги на ногу, не решался подойти к симпатичной практикантке. А когда набрался смелости и двинулся в ее сторону, какой-то парень уже повел девушку танцевать. Пары плавно кружились под мелодию «Песни любви», словно пестрые цветы, подхваченные стремительным течением реки. Я следил за каждым движением Должин. Неожиданно взгляды наши встретились, и девушка радостно улыбнулась, кивнула мне головой. Едва кончился танец, Должин бросилась ко мне.

— Ты когда сюда приехал? Привык к новой жизни? Послушай, какая здесь природа живописная!

— А ваша группа сюда надолго?

— Через месяц поедем в аймак.

Снова заиграла музыка. Сэвжид ткнул меня в бок и подмигнул — не мешай, мол, сейчас я ее приглашу. Но Должин, не давая ему рта раскрыть, потянула танцевать меня. А я, конечно, не отказался. Советовать ей потанцевать с моим приятелем было как-то неуместно, и мы закружились в танце — пусть Сэвжид обижается. Должин танцевала легко и изящно, и мне было приятно, что на нас смотрят. Я так увлекся, что вскоре вовсе забыл о приятеле.

Ко мне подошел ведущий программу вечера:

— Вы нам стихи не почитаете?

— Прямо сейчас?

— Как вам будет удобнее.

— Тогда через один танец, хорошо?

«Почему этот практикант именно ко мне обратился? И вообще откуда он узнал, что я стихи читаю? — недоумевал я, возвращаясь с Сэвжидом после вечера домой. — Не иначе как Должин постаралась…» Но тут мои размышления прервал Сэвжид:

— А ты, как я вижу, парень не промах. — Он неестественно захохотал, делая вид, что шутит.

— Брось. Мы давно с ней знакомы, поэтому она сама меня и пригласила.

— Смотри, какой успех у прекрасной половины человечества. Это надо же. Ты и глазом не ведешь, а тебя уговаривают, уговаривают…

— Ну что ты все об одном заладил, — вспыхнул я и насупился. Сэвжид, чувствуя, что перегнул палку, пошел на попятный:

— Как же, слова ему не скажи, из-за любого пустяка надуется. — И он неестественно громко загоготал. — Ну ладно, поболтали — и хватит. Твой учет с завтрашнего дня начинается?

— Да, с самого утра. Много там пересчитывать? — спросил я как можно спокойнее, хотя голос у меня дрожал от возмущения.

— Да не очень. Список только обстоятельный нужен.

Дальше мы шли молча, и лишь у самого дома Сэвжид сказал:

— Ты только заруби себе, дружок, что Саран — девушка замечательная. Я ее с детства знаю. И мастерица на все руки — таких у нас не много! Ты же с нею, никак, всерьез хороводишься…

От этих слов я, разумеется, расцвел:

— Слушай. Когда меня сюда вызвали, я с ней не успел повидаться.

— Ну, это беда поправимая. Через несколько дней поеду туда по делам — заскочу, объясню, как все случилось, успокою. Не волнуйся, найду что сказать. А теперь прощай, добрых тебе снов.

«Сэвжид — хороший парень, не злопамятный», — подумал я, когда мы расстались.

Придя домой, я зажег свет и тут же встретился взглядом с Саран, которая смотрела на меня с фотографии. Ласковые карие глаза, теплая улыбка чуть приподняла уголки губ. Казалось, вот-вот услышу: «Не могу без тебя, Сурэн». И я ощутил, как все мое существо рвется к ней, как не хочется думать ни о ком и ни о чем, кроме нее… На ночь я поставил ее фотографию на стул перед кроватью, чтобы она все время была у меня перед глазами. Как бы я жил без тебя, Саран? Нет, так не годится. Надо же хоть немного поспать. Укрылся с головой одеялом и начал размышлять о жизни. Все будущее виделось мне в розовом свете…

Первый день учета я прилежно сидел до захода солнца, сделав перерыв в полдень всего на несколько минут. Разобрал все имеющиеся препараты и лекарства. Вечером дома линовал бумагу для описи в четырех экземплярах. Хотелось поскорее все закончить. На следующий день, просидев до полудня, забежал в рабочую столовую и столкнулся с Должин. Обедали мы втроем — я, она и врач-практикант, что пришел вместе с нею. После еды он отправился по своим делам, а Должин велел идти в больницу и быть там. Должин, что называется девка — огонь, тут же подхватила меня под руку:

— А ты, надеюсь, не бросишь меня одну посреди улицы, проводишь девушку. — Я просиял от удовольствия и покраснел — внимание Должин было мне приятно. — Ты чего, щекотки боишься? — лукаво улыбнулась она. Волнуясь, я крепко прижал к себе ее руку и пробормотал что-то невнятное. «Будь же ты наконец мужчиной», — корил я себя, но так и не мог справиться со смущением. По дороге я поначалу лишь отвечал на ее вопросы, не отваживаясь вести беседу самостоятельно. Но вот постепенно почувствовал себя непринужденно, повел себя, как подобает любезному кавалеру. И в самом деле, чего мне ее стесняться? Да пусть весь поселок смотрит: не