Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

Акжал, расположенный за Бильде, тобыктин-цы стали там расселяться и превратили это место в стойбище Шока. Вот здесь сидит сын того самого Шока, сегодняшний владелец тысячного табуна лошадей, Жиренше, тогда он был в возрасте шестнадцати лет. Вот тот Абралы в свои одиннадцать лет стал свидетелем, как его отец нагло расположил свои аулы в Обалы, Когалы. Когда в Каракудук, Торекудук насильно вторгся Аккулы, то Оразбаю было пятнадцать лет. Все это я знаю: кто и с какого времени начал насилие, обо всем этом и поведал вам! Если, услышав о подобной несправедливости, вы, сидящие здесь бии, решите, что не должно возвращать кокенцам земли, возвращать их людям, которые сегодня терпят насилие, набеги, проливают свою кровь, то, пожалуй, вас накажет Бог. Я завершаю!

Абай замолчал, присел на стул, предложенный ему Самал-беком. Вынул из кармана просторного бешмета большой носовой платок и устало вытер пот с широкого, открытого лба.

Свидетельство Абая было решающим для многочисленных участников чрезвычайного съезда. Не прикрываясь ложным честолюбием, не заступаясь за тобыктинцев по зову крови, откровенно высказав всю правду, что клокотала в его душе, Абай в конечном итоге справедливо разрешил спор. Выводы съезда были полностью в русле речи Абая и не нарушили ни одной ее грани. В конце концов пятнадцать баев рода Тобыкты во главе с Оразбаем были вынуждены подчиниться решению чрезвычайного съезда, состоявшегося в Аркате.

Все они были признаны виновными в разжигании раздора между двумя родами и должны были заплатить штраф родам Кокена по девять голов каждого вида скота, начиная с верблюда. Раздел земли, которому они пытались помешать, должен быть проведен в том же виде, как весной замыслил его Серке, пригласив землемера.

Такому исходу обрадовались многочисленные гости съезда, где людей из соседних родов - Сыбан, Керей, Уак, Бура, Матай было гораздо больше, чем тобыктинцев, про которых сейчас же сочинили насмешливое присловье, что напел какой-то находчивый острослов:

- Теперь Аргын не Тобыкты! Аргын теперь - и я, и ты!

После оглашения приговора, когда для Оразбая была потеряна уже всякая надежда, хотя бы и малая, до этого все же теплившаяся в глубине его души, он пришел в состояние бешеной ярости. Проходя вместе с Саменом мимо Абая, на миг задержавшись у ствола дерева, где стоял в тени Абай, он злобно бросил ему через плечо:

- Не знаю, чего ты этим добился, Ибрай, но хочу заметить, что ждет тебя большая беда.

Абай в ответ рассмеялся и сказал, рассмешив этим и других людей, переводящих дух в тени чинары:

- Е, Оразбай! Не тонким словом ты блещешь, но очень даже толстым, как сам ты, как твоя толстая сума и толстый твой соил. Что - не знаешь теперь, на кого замахнуться этим орудием?

Абай и не знал, что своей острой шуткой, в сущности, легким замечанием, сказанным второпях, задел Оразбая за живое, ненароком ударил в самое его больное место...

Повернувшись спиной, Оразбай услышал многоголосый смех. Уже уходя, он тихим, злобным шепотом пробормотал какую-то клятву. Молодой Самен, верный черный шокпар Ораз-бая, его кровожадная рука, чуть ли не лопнул от возмущения. Задержавшись за спиной своего владыки, он прямо посмотрел на Абая и проговорил сквозь зубы:

- Мырза Абай, вы, наконец, добились того, о чем так долго мечтали. Заставили-таки уткнуть глаза в землю самых достойных людей Тобыкты!

Абай поначалу глянул на него с недоумением, затем, вспомнив, кто перед ним, вспомнив также все его мерзкие деяния, почувствовал, как ярость заливает его собственные глаза.

- Это ты-то достойный?! - вскричал Абай. - Ты тот самый достойный, весьма достойный, достойный из достойных?

- Знаю, - угрюмо возразил Самен, - что лично вы не считаете меня таковым. Однако меня выдвинули в волостные другие люди, избрал сам народ...

- Скот тебя избрал, а не народ! Твой личный скот, который ты пустил на взятки. Да ты и в жертвы не годишься тем людям, что выбрали тебя в волостные.

- Считаете, что я не могу управлять волостью?

- Волость, доставшаяся недостойному, несчастная волость.

- Что ж! Я бы мог и потягаться с вами. Завтрашние выборы покажут, достоин я или нет. Только непременно покажитесь там!

Говоря так, Самен прямо-таки дрожал всем телом. Кончик его носа покрылся мелкими бусинками пота, искрившимися на солнце, словно роса. Обычно малозаметные рябинки на его лице теперь обернулись пестротой, как пойма у водопоя, а рыжие волосы, казалось, запылали на землистом, посеревшем лице. Но так и не дожидаясь ответа, жестоко разгневанный Са-мен повернулся и ушел вслед за Оразбаем.

Молча пройдя незначительное расстояние по лугу Копа, они оба присели на траву. Несколько поодаль, чтобы не мешать их разговору, но все же самим своим присутствием давая понять, что он заодно с ними, расположился Есентай, сопровождавший обоих с момента стычки.

Оразбай был бледен, без единой кровинки в лице. Оглядевшись по сторонам, даже весьма круто повернувшись на месте, чтобы при помощи своего единственного глаза наверняка определить, что рядом нет посторонних, Оразбай заговорил:

- Я предупреждал: кровный враг недалеко, он рядом! Это и есть - Ибрай!

- Он, точно он! - подхватил Самен, все еще не в силах успокоиться, часто дыша. - Теперь уже не сомневаюсь: он враг! Из кожи вон вылезет, только бы опозорить тобыктинцев, всех самых лучших из рода, особенно вас и меня!

Лицо Оразбая исказилось, он вспомнил, как надсмеялся над ним Абай, и с горькой улыбкой повторил его слова:

- Как он сказал? Твой соил толст, но не знаешь на кого замахнуться... Он же ведь так сказал?

- Он это на свою беду сказал! Помните, Оразеке, слова Азимкана-торе? Тот-то уж знает, на кого замахиваться.

Говоря так, Самен чуть ли не подпрыгивал на месте, будто бы готовый сейчас же полезть в драку, рвануть кого-нибудь за грудки. Оразбай обнял его, стал успокаивать, раскачивая, будто баюкая ребенка.

- Барекельди! - воскликнул он. - Хорошо, что напомнил. Сам торе дал мне курук в руки. Пусть же исполнится его желание! Я ведь говорил, он - теперешний глава казахов. Вот и передам бразды ему, сам поддержу его. Только вот. - Оразбай прикусил свой палец, о чем-то задумавшись, затем встрепенулся: - Был же удобный случай! Ибрай только что сам напрашивался своею шуткой! Как же я оплошал! Надо было взять мне в руки толстый соил. Теперь сожалею.

- Не стоит так убиваться, Оразеке! - ободряюще воззвал Са-мен, прерывая Оразбая, который в неистовстве все повторял одно и то же, будто