Путь Абая. Книга вторая - Мухтар Омарханович Ауэзов

Говорить больше было не о чем. Кунанбай велел Нурганым отвести гостей в отдельную юрту и подать им угощение. Затем приказал позвать, выбрав одного из многих в ауле, джигита Кенжекана, младшего брата Нурганым, и повелел ему:

- Бери двух коней, скачи в аул Алатая на Шолактерек. Найди Изгутты и передай ему: до восхода солнца доставить ко мне Амира! Если тот будет противиться - связать по рукам и ногам. Хоть избитого до полусмерти, но доставить сюда.

Кенжекан был джигит крутой и решительный, ни перед кем не отступавший. Он был очень похож на Нурганым, с юношески круглым лицом, но с огромным полноватым телом борца-палвана. Внимательно выслушал приказ Кунанбая, словно впитывая в себя не только его содержание, но и всю ярость, клокотавшую в груди старого хаджи.

Кунанбай так и просидел на месте всю ночь - сжимая в кулаке скомканный край занавески, не закрывая глаз и не шевелясь, словно степной каменный истукан. Стариковская злоба, неутоленный гнев и нетерпение мести исказили его лицо, набросив на него сеть глубоких страшных морщин.

Забрезжил смутный рассвет. Потом край степи засветился ярко - и вспыхнул алый огонь солнечного круга. Все кругом мигом залило неимоверно яркими багровыми и розовыми красками. Юрты аула вспыхнули на свету утренней зари, словно загорелись. И в этот час, в этот миг в дом Кунанбая вошли Из-гутты и Амир. Красивое лицо джигита было мертвенно бледным. Глаза потухли, губы побелели.

Кунанбай давно не встречался с внуком. Тяжелым взглядом единственного глаза уставился на него. Вдруг молча, странно протянул вперед обе руки, как бы приглашая юношу подойти поближе и прийти в его объятия.

Амир поспешно отложил шапку и плеть, подошел к старику и, пригибаясь, хотел сесть перед ним на колени. В это мгновение, словно два удава метнулись навстречу ему, - и старые, но еще могучие руки Кунанбая сомкнулись на его шее. Старик притянул его к себе и, стискивая обнаженное горло костлявыми пальцами, начал трясти и встряхивать внука, не давая ему вздохнуть. Амир посинел и, теряя сознание, беспомощно откинул голову. Сомкнувшиеся на его горле пальцы, словно стальные клещи, не выпускали его. Юноша захрипел и, весь обмякнув, упал на пол рядом с кроватью, Кунанбай навалился на него и продолжал душить. Казалось, еще миг, и все будет кончено.

- Опомнись! Пусть он хуже собаки, но он твое семя! - крикнул испуганный Изгутты и кинулся к ним.

Налитый кровью, единственный глаз Кунанбая уставился на названого брата и с такой силой лютости вонзился в него, что Изгутты невольно отшатнулся. Бросилась к мужу Нурганым, понимая, что он хочет умертвить юношу, вцепилась в руки обезумевшего старика.

- Хаджи, ради Аллаха, опомнитесь! Айналайын, свет мой ясный, простите его! - закричала она и, навалившись всем своим сильным телом, отторгла джигита от него. Кунанбай вынужден был разжать руки. Но, злобно ощерившись, он снизу вверх ударил ее коленом в грудь. Нурганым опрокинулась навзничь и, сильно ударившись головой об пол, потеряла сознание.

Внезапно войлочный полог на двери откинулся, на пороге встал Абай. Он успел увидеть, как упала Нурганым, а обезумевший от злобы Кунанбай повернулся к лежавшему неподвижно Амиру, собираясь вновь кинуться на него и схватить за горло.

- Стой! - грянул тут голос Абая, и он одним прыжком перескочил через всю свободную часть юрты, пал на колени и, обеими руками схватив руки отца со скрюченными пальцами, отбросил их от Амира.

- Он нечистый! - неистово возопил Кунанбай.

- Не дам его убить! - столь же неистово крикнул Абай.

Стоя на коленях, лицом к лицу, они прожигали друг друга взглядами, полными ярости и взаимной ненависти. Абай не отвел своих глаз, в нем уже не осталось никаких сыновних чувств к отцу. И слова, которые он произнес, были жестокими, как удары кинжала.

- С Аллахом на устах, вы снова хотите убивать? Снова кровь? Она уже у вас на руках! Когда-то именем шариата вы пролили невинную кровь!

Казнь Кодара, увиденная им и засевшая как пуля в сердце, когда Абаю было всего тринадцать лет, ясно предстала сейчас перед Абаем, словно только что совершенное преступление Кунанбая.

- Шариат запрещает убийство, а вы снова хотите убить! Вы лежите здесь, словно суфий, отгородившийся от мира, и замышляете убийство! Обет молчания, который вы давали, и ваши молитвы - разве не в покаяние вашей души? Вы лжете перед Богом и людьми! За молитвами прячете свой звериный нрав!

К Кунанбаю, наконец, вернулся дар речи.

- Вон отсюда! Прочь с глаз моих, кафир!

- Я не уйду!

- Ты совратитель! Все от тебя! Ты всех сбиваешь с пути истинного!

- Пусть так и будет! Все от меня! Но вы-то - почему не можете умереть спокойно? Ваше время отошло, теперь наше время, зачем вы мешаете нам жить?

- Е-е, вот ты как заговорил! И ты смеешь?! - почти шепотом заговорил Кунанбай. И вдруг замолк.

Он вытянул перед собой руки, ладони выставил на Абая и едва пришедшего в себя Амира, словно отталкивая их, и приступил к своему страшному замыслу.

Увидев это, Изгутты и пришедшая в себя Нурганым одновременно вскрикнули:

- Кудай, не прими его проклятия!

- Кудай, он хочет проклясть своих детей! Горе! Не внемли ему, Создатель!

Кунанбай не замечал их. Он не видел никого. Опустившись на колени, он внятно и громко произносил слова проклятия, указывая рукой то на Абая, то на лежавшего Амира:

- На заре утренней, в час багрового рассвета... Изрекаю слова отцовского проклятия. Эти двое - мое злосчастное семя, моя испоганенная кровь... О, Создатель! Всемогущий Аллах, Творец мира сущего! Ты не дал мне умертвить моими руками этого выродка, так прими теперь единственную мольбу раба твоего верного! Возьми этих двоих! Наведи на них неизбежную смерть! Пусть сгинут они, проклятые, пока не отравили других своим ядом! Пусть умрет их зло вместе с ними! - Так прозвучали страшные слова отцовского проклятия. И, произнеся