Фонарь Джека. 31 история для темных вечеров - Александра Рау

Гектор понял, что его ухаживания дама не принимает. Но не успокоился и пригласил господина Линдхорста с дочерью на прогулку за город.

Арендовав паромобиль и проехав по бульварам, на которых каштаны потихоньку сбрасывали листья и спелые плоды, они выехали в предместья, где осень постепенно вступала в свои права. На огородах собирали капусту, тыквы и брюкву – они должны будут стать угощением к празднику Поворота Годового колеса на зиму. Из всех дворов пахло молодым вином и сидром. Олимпия предложила прокатиться до «Лягушатника» – популярного местечка, известного свободой нравов. Дело в том, что тамошние танцовщицы, подражая галопирующим лошадям, задирали ноги так, что видны были не только нижние юбки, но и разрезы панталон. В сердце Гектора загорелась надежда. Возможно, в этом фривольном местечке Олимпия сменит гнев на милость.

Но увы, все без толку. Его прекрасная возлюбленная сидела рядом с отцом в зале для именитых гостей, восхищенно аплодировала, когда танцовщицы вздымали носки туфель в потолок, и на Гектора почти не обращала внимания.

Когда же он предложил ей пройтись, она только повела хорошеньким, слегка вздернутым носиком.

– По-моему, вам в следующий раз лучше пригласить Клару. Вы так хорошо смотритесь с ней на сцене.

– Я больше не стану с ней выступать, – побагровев, пригрозил Гектор.

– Воля ваша, – хмыкнула Олимпия. – Папа заработал достаточно денег, получив выгодные предложения на изготовление кукол-автоматов. Только не забывайте, что и вы связаны контрактом. Вы должны дать еще пять концертов. Не советую злить моего отца. Он в гневе способен на страшные вещи.

Гектор поискал глазами господина Линдхорста – тот о чем-то беседовал с двумя глупо хихикающими танцовщицами. Представить его в ярости было непросто. Но музыкант подумал, что пять концертов с куклой он, пожалуй, стерпит.

Тем более что после одного из них давали благотворительный бал, во время которого он танцевал с Олимпией. Как она вальсировала! Ни одна танцовщица Большой оперы не двигалась с подобной грацией. Гектору приходилось прилагать колоссальные усилия, чтобы не оплошать. Все взоры были прикованы к ним, а скрипки и арфы прославляли их красоту.

В перерыве, когда Олимпия отлучилась в дамскую комнату освежиться, к Гектору опять подошла Клара. Его уже не удивляло, что она движется и играет почти как человек.

– Вы думаете, Олимпия живая? – спросила кукла-автомат.

– На что вы намекаете? – удивился Гектор.

– Как считаете, почему она не отвечает на ваши ухаживания?

– Полагаю, она просто кокетничает, – пригладив напомаженные волосы, отозвался Гектор, про себя удивляясь абсурдности ситуации. Он разговаривает с куклой-автоматом, обсуждая самую прекрасную девушку на свете.

– А вы загляните ей под юбку, – посоветовала Клара. – Вот и посмотрим, кто из нас настоящая.

Словно невзначай она, почти как танцовщицы в «Лягушатнике», подняла на несколько мгновений юбку, и Гектор увидел стройную женскую ногу, затянутую в чулок. На бледной коже виднелись кровоподтеки, вероятно, от слишком тугих подвязок. А потом он случайно наткнулся на свежую газету, где сводка происшествий рассказывала в том числе о загадочном исчезновении двух танцовщиц из «Лягушатника».

Но затем пришла Олимпия, и Гектор забыл обо всем. Понятно, что заглядывать даме сердца под юбку он счел верхом бестактности, тем более что в танце постоянно видел ее мелькающие изящные ножки в атласных туфельках. А потом она даже позволила себя поцеловать.

Гектор был на седьмом небе от счастья и строил грандиозные планы, в которых Олимпии отводилось место хозяйки его особняка в аристократическом квартале Лютеция. Тем более что господин Линдхорст, похоже, не возражал.

Все рухнуло в один момент, когда он застал Олимпию в объятиях владельца каучуковых плантаций на островах Син-Ханя. Магнат его возлюбленную по-хозяйски обнимал, а ее это, похоже, вполне устраивало. Во всяком случае, она не пыталась возражать, только раскрывала навстречу ему свои наливные клубничные губы и позволила распустить шнуровку корсета, выпуская на свободу грудь.

Кровь бросилась Гектору в голову. Откуда-то в руках оказался нож. Он оторвал Олимпию от магната и трижды вонзил лезвие в сердце.

Она даже не вскрикнула, только поникла, и ее лучистые глаза потускнели и погасли. Тут же появилась полиция, Гектору заломили руки за спину и надели наручники – он не сопротивлялся. Музыканта увезли сначала в участок, а потом в тюрьму. Разбирательство продолжалось недолго, тем более что Гектор ничего и не отрицал. Приговор привели в исполнение, и холодным утром накануне праздника Годового Колеса Гектор лишился головы.

Когда же музыкант вновь открыл глаза, то услышал не ангельское пение и не хохот бесов, а скрип несмазанных шестеренок. Он лежал на холодной и гладкой поверхности, одновременно напоминающей стол из анатомического театра и верстак мастерового. Чуть в стороне обнаружилась еще одна покойница, чье лицо выглядело смутно знакомым. А возле стола трудился господин Линдхорст, деловито пришивая голову Гектора к шее.

Рядом, цела и невредима, в бесстыдном неглиже, крутилась Олимпия – механическая кукла, чье тело представляло собой стальной каркас, поддерживающий сложный механизм. Верхняя часть туловища, ноги ниже колен и лицо были обтянуты высококачественным каучуком. Каучуковое покрытие туловища и ягодиц лежало на верстаке. Чуть в стороне в домашнем платье сидела Клара – несчастная женщина с обезображенным лицом, едва не лишившаяся глаз и вынужденная теперь играть роль куклы-автомата.

– Ты долго еще, папа? – нетерпеливо спрашивала Олимпия.

– Такие вещи не делаются быстро, – спокойно отвечал господин Линдхорст, делая последние стежки. – Тем более что голову я пришиваю впервые, но, надеюсь, дело выгорит и наш вспыльчивый юноша отработает вложенные в него средства. Не забывай, что из-за него пришлось убить двух дурочек, которых я хотел под видом кукол-автоматов продать ахтуранским шейхам. Жизненная энергия одной помогла мне вернуть тебя, а другой пришлось пожертвовать ради этого идиота, – добавил он, указывая на Гектора.

– Где я? Я жив? – еле шевеля губами, спросил тот.

– Это вопрос философский, – отозвался господин Линдхорст, вдевая нитку в иголку. – Ибо что есть жизнь или смерть, каждый решает для себя сам.

– Я попал в ад? – вспомнив занятия в воскресной школе, пролепетал Гектор.

– Да нет, молодой человек, – успокоил его господин Линдхорст. – Вы все еще находитесь в нашем мире.

– Но ведь мне отрубили голову.

– Это очевидно. Именно поэтому мне пришлось прибегнуть к помощи Механического сердца, чтобы вас вернуть. Древние верили, что у человека три души. Две из них отвечают за