Жабья царевна - Екатерина Валерьевна Шитова

быстрым шагом по узким деревенским улочкам, то и дело оборачиваясь и поглядывая на светловолосого, кучерявого мальчугана, который бежал за ней следом вприпрыжку. Мальчишка подбирал комья земли и бросал их в канавки, заросшие бурьяном. В руке у Василисы была зажата корзинка, доверху наполненная пирогами, прикрытыми сверху полотенцем, чтоб не остыли.

– Вот тебе, получай! – во все горло кричал мальчишка.

– Пошли побыстрее, Коленька, а не то пироги остынут. Дед любит тепленькие, – нетерпеливо позвала Василиса, увидев, что мальчик совсем отстал от нее.

– Я не могу быстрее, маменька! На меня медведи напали! Со всех сторон лезут, проклятые, хотят сожрать! – прокричал в ответ он и запустил очередной камень в кусты.

Василиса улыбнулась, глядя на сына. Коленька был копией Игната – такие же кудри, только светлые, такое же красивое, мужественное лицо, озорные искорки в глазах. Он был тот еще сорванец – нисколько не сидел на месте. Едва просыпался, тут же бежал на улицу помогать отцу по хозяйству или играть с соседской ребятней в лапту. Игнат крепко любил их долгожданного сынка, баловал его, прощал проказы. Василиса тоже души не чаяла в Коленьке, наверное, потому, что с его появлением, их дом наполнился шумом, жизнью и радостью.

Дойдя до отцовского дома, Василиса открыла калитку, пропустила вперед сына, который тут же скрылся в доме. Она вошла следом, и тут же на нее пахнуло запахом родного дома. Без матери он стал пустым и унылым, но запах здесь до сих пор стоял тот же самый, что в детстве – пахло кислыми щами и пряными травами, которые теперь собирала и развешивала по стенам вместо матери Василиса. Она много что делала для отца вместо матери. Вот и сегодня – напекла пирогов с капустой и добрую половину сложила для него в корзинку.

Обняв деда в знак приветствия, маленький Коленька сел на пол и принялся гладить большого черного кота. А Василиса налила в чашку молока, поставила ее на стол и стряхнула вчерашние крошки на ладонь.

– Иди, батя, поешь пирогов, пока не остыли! – сказала она.

Василий подошел к дочери, поцеловал ее в макушку и сел на лавку. Взяв из корзинки пирог, он откусил его и прикрыл глаза от удовольствия.

– Ох и вкусны твои пироги, Василиска! – проговорил он, – Спасибо, не забываешь старика, заботишься!

– Мне не сложно, – улыбнувшись, ответила Василиса, собирая грязные чашки в таз.

Пока отец ел, она перемыла посуду и подмела полы, гоняя недовольного кота, а вместе с ним и Коленьку, с места на место.

– В субботу пойду на реку стирать, заберу и твое белье, постираю заодно, – крикнула она из сеней.

Когда все дела были переделаны, Василиса села на лавку, глядя, как отец строгает небольшую деревяшку.

– Дед мне обещал лодку сделать! Ты стираться пойдешь, меня с собою возьми – буду лодку по воде пускать!

– Смотри, как бы не уплыла твоя лодка! Ты не мамка, с жабами не жил, плавать-то, небось, не умеешь! – хрипло засмеялся Василий.

– А что, моя мама с жабами жила? – округлив глаза не то от удивления, не то от страха, спросил мальчишка.

– Дед шутит, не слушай его, Коленька! – сказала Василиса, строго взглянув на отца, – Ступай-ка лучше погладь еще Кузьку.

Мальчик тут же переключил внимание на кота и снова упал на колени, протяжно замяукав.

Василиса снова посмотрела на отца. За последние годы он сильно постарел – волосы и борода его стали седыми и редкими, глаза потускнели, лицо покрылось глубокими морщинами.

Тогда, десять лет назад, когда Василиса с Игнатом вернулись из леса, неся на руках едва живую Уленьку, она не рассказала отцу о том, как погибла Иринушка, так как знала, что он тотчас пойдет к Зеленому озеру, откуда точно не сможет вернуться. Потерять еще и отца Василиса не могла, поэтому она соврала, что не видела мать и не знает, куда та ушла. Она тоже страдала и тосковала по матери, но не могла потерять еще и отца.

Василий горевал, искал жену – сначала с деревенскими мужиками, а потом один. Когда надежды найти ее не осталось, он закрылся в своем доме и целый год не выходил и никого к себе не впускал – беспробудно пил. Василиса пыталась с ним поговорить, утешить, даже звала его жить к ним с Игнатом, но все было без толку. Василий никого не слушал, он оплакивал жену и жалел себя. Все остальное ему опротивело.

Но шли дни, боль постепенно притупилась, мужчина привык к одиночеству. Василиса стала приходить к отцу почти каждый день, убирала дом, стирала и штопала вещи, готовила свежую еду. А пока дочь хлопотала, по дому бегала его маленькая внучка Уленька. Малые дети способны чудесным образом исцелять скорбь. В них полно жизни и радости, они щедро делятся ими с каждым, кто нуждается.

Василий стал больше времени проводить с внучкой, а потом родился и внук – Коленька. Хлопот и забот в семье прибавилось, но прибавилось и радости. Теперь Игнат с Василисой почти не вспоминали о том, через что им пришлось пройти десять лет назад, а если и вспоминали, то не говорили друг другу об этом, чтоб не тревожить лишний раз. А вот Василий вспоминал свою потерянную жену почти каждый день и часто говорил о ней. Вот и теперь он, убедившись, что Коленька их не слушает, перегнулся через стол к дочери и сказал:

– Опять мать ко мне приходила.

Василиса не удивилась, лишь строго взглянула на отца и прошептала в ответ:

– Ну что ты, батя, наверное, почудилось тебе снова. Ночь – такое время, чего только не почудится! Главное – не верить этим видениям, гнать их от себя подальше.

Василий отстранился и задумчиво посмотрел в окно.

– Нет, не видения это. Я ее взаправду вижу. Встанет Иринушка моя у окна и смотрит на меня, смотрит… А глаза-то у нее и не человечьи вовсе теперь – круглые и выпученные, как у жабы. Я ее спрашиваю – чего, мол, домой не заходишь, Иринушка? А она в ответ только глазами хлопает. То ли не слышит, то ли отвечать не хочет!

Василиса тяжело вздохнула и ничего не ответила. Потом взяла у отца пустую чашку и пошла споласкивать ее водой. Но потом все же обернулась и тихо проговорила:

– Это все мерещится тебе, отец. Думаешь о матери, забыть ее не можешь, вот и кажется, – Василиса вдруг замолчала, будто забыла, что хотела сказать, а потом продолжила глухим, напряженным голосом, – Ты ее к себе не зови и сам