Фонарщица - Кристал Джей Белл

жажду, как маминых объятий, я снова оказываюсь на речном берегу в моем кошмаре. Темнота рассеивается, и кожу мне согревают багряные отсветы. Вскоре мне становится горячо. Под ножками моего стула шуршат песок и галька. Я не могу пошевелиться, только поднимаю взгляд на огонь, заволакивающий реку.

Языки пламени расступаются, и из темноты выныривает корабль. «Мириам». Он подходит все ближе и ближе, пламя лижет его борта, поглощая по мере приближения. Когда он подходит достаточно близко, я вижу, как моргает носовая фигура, и из горла у меня вырывается крик, изнутри пожирающий меня вместе с осознанием, раздувающим ужас этого кошмара, который вовсе не кошмар. Потому что это правда.

«Мириам» назвали в честь женщины, пропавшей десять лет назад, когда фонарщиком был Па. Она славилась красивой вышивкой на всех ее платьях, и все девушки завидовали ее умению обращаться с иглой. Многие утверждали, что она уехала по собственному желанию, ведь с таким талантом она наверняка сделала бы себе имя в большом городе. Но ее семья была с этим не согласна, твердо уверенная, что Мириам никогда бы не ушла от них, не сказав ни слова.

Однако, прождав напрасно год, ее семья уехала. То ли для того, чтобы проверить наименее оскорбительную версию, то ли потому, что ее родители не могли больше жить там, где пропала их дочь. Впервые я просыпаюсь без нависающей надо мной Пру, столько раз спасавшей меня от кошмаров. Разумеется! Я не могу добраться до Сюзанны, но «Мириам» ждет на реке. На виду у всех. Вот оно, доказательство злодейства Гидеона.

* * *

Река пахнет влажной землей, деревом и рыболовным мускусом. Туман лежит плотным серым слоем, неподвижный и стойкий. Даже мои фонари не могут пробиться сквозь застывшие массы, лишь угадываясь где-то вдалеке. Этакие ракушки в мутных водах.

Час уже поздний, и в таверне стихло всякое веселье. Обычно это меня успокаивает, поскольку избавляет от общения с пьяными китобоями. Но сейчас тишина напоминает мне, что я совершенно одна. Я останавливаюсь у причала, где пришвартована «Мириам», и только слабый свет единственного бортового фонаря намекает на ее присутствие.

Я легонько ступаю по причалу, чтобы никакой звук, разносящийся по воде, не насторожил вахтенных. Меня тянет остановиться, вернуться домой. У меня нет сомнений в том, что я видела в мастерской Гидеона. Темную магию, позволившую ему заманить в ловушку Сюзанну. Но мне нужно подтверждение, что это нечто большее, что это происходит с давних пор. Гидеон говорит, в этом был замешан Па. Мне нужны веские доказательства.

В конце причала – трап, ведущий на корабль. Пройти по нему можно только полагаясь на веру, ноги тонут в облаке мучнистого тумана. Я тянусь вперед, стараясь не слишком наклоняться, и вздыхаю с облегчением, когда моя рука касается леера[13]. Над водой дерево отсыревает и покрывается ледяной коркой. Слышен плеск воды о прибрежные камни и причал. Когда я добираюсь до корабля, мои перчатки насквозь промокают. На шканцах[14] висит небольшой фонарь, дающий достаточно света, чтобы оценить обстановку.

Пытаюсь представить, каково это – жить здесь шесть месяцев или больше, работая на просторах океана, когда земли не видно. Только плеск волн, брызги соленой воды, строгий режим изо дня в день, одна и та же еда. Если бы не внезапный азарт погони, жизнь на китобойном судне была бы однообразной и скучной. Нужно постоянно следить, не покажется ли кит на горизонте. И молиться о хорошей погоде, удаче и благополучном возвращении.

Хотя я почти уверена, что никого не встречу, я не мешкаю за размышлениями. Я пробираюсь через ящики и бочки, огибаю такелаж, прохожу мимо китобойных лодок и гигантского крюка и добираюсь до носа корабля, откуда бросаю взгляд на Уорблер. Порт похож на деревню-призрак. Неверные огоньки фонарей словно размытые звезды в туманной галактике. Огни таверны подобны маленьким недостижимым миркам. Или разверстым могилам. В сыром воздухе витает запах плесени, окутывающий мои мысли тьмой.

Быстро оглядевшись, я снимаю перчатки и забираюсь на леер. Перекидываю одну ногу, подтягиваю другую. Воздух над водой становится прохладнее, и я не знаю, дрожу от холода или от страха. На секунду я представляю, как соскальзываю, лечу сквозь туман и слышу оглушительный всплеск, разносящийся над причалом. Лучше об этом не думать. Я встряхиваюсь и перестраиваюсь, убеждаясь, что твердо стою на ногах.

В кармане куртки я сжимаю стамеску, украденную из мастерской Гидеона. Лежит в ладони как влитая. Я убираю ее и пытаюсь не обращать внимания на боль, которая зарождается в бедрах. Сейчас или никогда. Я наклоняюсь, борясь с силой тяжести, правая нога горит от нового веса. Вытягиваюсь, шаря в тумане левой рукой. Пальцы нащупывают изгиб деревянного носа, мягкую выпуклость глаз, завитки волос. Мириам.

Жгучий огонь растекается по мышцам бедра. Пытаюсь сдвинуться чуть левее, чтобы сместить давление. Правая лодыжка соскальзывает. Я задыхаюсь и опускаюсь на несколько дюймов. Тошнота подкатывает к горлу. Все тело напрягается, руки хватают Мириам за лицо.

Скольжение прекращается. Каждый мускул в моем теле напряжен, я слишком напугана, чтобы расслабиться. Кровь приливает к голове, давление нарастает, и возникает ощущение, что вместо головы у меня пушечное ядро. Если я буду возиться, мое тело не выдержит, и я наверняка рухну навстречу ледяной смерти.

Мало-помалу я ослабляю хватку на носовой фигуре. На Мириам. Остальная часть моего тела остается неподвижной. Я медленно перекладываю стамеску в правую руку. Еще раз ощупываю левой ее лицо, чтобы понять, куда целиться. Пока у меня не сдали нервы, я взмахиваю рукой и всаживаю стамеску Мириам в голову. Звук отскакивает от дерева и отражается от реки, слишком громкий.

Я задерживаю дыхание, прислушиваясь, пульс стучит в висках. Снова всаживаю стамеску. Еще и еще, пока не слышу легкий хруст. Не выпуская стамеску, я протягиваю палец, нащупывая скол в дереве. Вот он, над самым ее ухом. Канавка маленькая, возможно, с половину моего ногтя. Это все, на что я способна. Мои ноги совершенно онемели. Свободной рукой я тянусь вверх и хватаюсь за леер. Я подтягиваюсь и перекидываю через ограждение свою онемевшую ногу и все тело. Ноги почти подкашиваются, когда я снова встаю на палубу. Чувствую, как по мышцам снова бегут токи, неприятное покалывание прокатывается по ногам. Убрав стамеску в карман, я цепляюсь за леер, чтобы не упасть, и ковыляю обратно к фонарю на шканцах. Даже слабый свет лучше, чем ничего.

Что-то влажное на пальце. Не пот и не вода. Что-то темное и блестящее. Мне открывается мрачная реальность. Кровь. Я