Пятый - Марк Рабинович

медсестрой из местной амбулатории, а то и приезжей. Бежевое легкое пальто и нитка бус на шее тоже смотрелись диссонансом. Женщина остановилась и, прикрыв глаза ладонью, следила за ним.

– Здравствуйте – осторожно сказал он, поравнявшись с ней.

Много лет назад бабушка объяснила ему, что в селах принято здороваться с каждым, независимо от того, знаком он или нет. В душе он подозревал, что в наш компьютерный век, с доступом в Сеть в любой дыре, этот архаичный обычай мог оказаться неуместным, но ничего другого ему в голову не пришло.

– И вам не болеть – откликнулась женщина.

Она вопросительно посмотрела на него, приглашая к разговору, но, не дождавшись никакой реакции, спросила:

– Ищете кого-нибудь?

Этот вопрос застал его в расплох. Нет, он не искал никого, да и кого он мог знать в этом поселке? Одну из жертв? Но он никогда не слышал их имен, а может быть просто не хотел слышать? И все же он что-то искал. Но, что именно? Этого он пока не мог, и, может даже, не хотел сформулировать.

– Я слышал, несколько лет тому назад… – осторожно начал он, не зная еще чем закончит, но продолжать не понадобилось.

– Да – просто сказала женщина – Это случилось в нашем поселке. Только не спрашивайте, где именно. Я не покажу.

Он и не собирался ничего такого спрашивать.

– А вы…? – хотя женщина не договорила, ее вопрос был предельно ясен.

Он молча кивнул головой.

– Только я… – он тоже не договорил.

Как ни странно, но этот разговор полунамеками был предельно понятен им обоим. Наверное, ни один из них не хотел озвучивать то, что было недостойно слов.

– Ну, разумеется – ответила женщина неожиданно резко – Те, кто это сотворил, ненадолго пережили тех, кого убили.

Он как раз и был одним из тех, кто свершил приговор над тремя из них, а остальные сами приговорили себя. Вот только всех ли виновников настигла кара?

– Вот только всех ли виновных покарали? – эхом его мыслей отозвалась женщина.

Это было странно и пугало, он никак не мог найти подходящие слова и так и застыл в своем безмолвном заикании сознания.

– Нет! – она снова читала его мысли, впрочем, это было нетрудно – Я имею ввиду нас. Жителей поселка.

А вот теперь он ее не понимал. Но говорить ничего и не понадобилось: собеседнице было достаточно его недоуменного взгляда. Он взглянул на женщину попристальней. Нет, ей было пожалуй далеко до пятидесяти, вот только глаза были старше, много старше.

– Иногда невиновных просто не бывает – сказала она – Виноваты все. Все!

Последнее слово она выкрикнула странным, удивительно спокойным голосом. Был в нем гнев, много гнева, а вот истерикой здесь и не пахло. Чувствовалось, что у нее наболело и наболело давно, a потом перегорело и осталось где-то глубоко непроходящей горечью.

– Вы-то чем виноваты? – он действительно не понимал этого.

Она наклонила голову набок, как бы примериваясь и раздумывая, стоит ли делиться своем, сокровенным со случайно встреченным непонятно кем. Но, было похоже, она не верит случайности, как, впрочем, и он. Помолчав, она ответила:

– Иногда очень опасно быть непричастным....

Женщина пристально взглянула на него – понимает ли и, похоже прочтя на его лице нечто обнадеживающее, продолжила:

– …К тому же это может оказаться безнравственным и тогда тебя ждет расплата. В тот страшный день нам очень хотелось находиться над схваткой и остаться лояльными и тем и этим. Иногда это удается, а иногда – не очень. Нам не повезло. Может быть выбери мы сторону, либо ту, либо эту, и того ужаса бы не случилось… Мы, непричастные, всегда будем виноваты и нет нам прощения.

Женщина несла бред, полную чушь, он в этом не сомневался, но что-то очень важное, какое-то рациональное зерно в ее словах было. Он это чувствовал, хотя и не смог бы выразить словами. Не было у него сейчас таких слов. И все же женщина была совершенно безумна и глаза… В ее глазах тоже было безумие и оно кричало, вопило, выплескивалось наружу безмолвным, и, тем не менее, прекрасно слышимым воплем. Он слышал этот молчаливый крик какими-то неизвестными ему самому органами чувств. Хотелось заткнуть уши, но он знал, что это не поможет.

– Расстроила я вас? – произнесла она совсем другим, мягким тоном – Не сердитесь на меня. Ну, пожалуйста!

Она осторожно коснулось его плеча, слегка приподнявшись на цыпочки. Он невольно вздрогнул от этого прикосновения, но усилием воли ему удалось не отвести взгляд от женщины. Безумие в ее глазах никуда не делось, лишь стало спокойнее. Спокойное безумие, подумал он, какой страшный оксюморон, какая насмешка над разумом.

– Вы понимаете – прошептала женщина ему в ухо извиняющимся тоном – Невиновных нет. Их просто не бывает. Ведь правда, же? Все мы виноваты. И нет нам прощения. Всем нам.

Она отодвинулась, отошла на два шага и теперь в ее глазах больше не было безумия. Там не было совсем ничего: два бездонных провала, два пути в ничто.

– Извините – пробормотала она – Я пойду.

Она повернулась и пошла ровным шагом. Наверное, какие-то неведомые геодезисты провели некогда ровную линию строго посередине улицы. И женщина ступала по этой видимой лишь ей линии, не отклоняясь от нее ни на шаг. Казалось, возьми рулетку и померяй промежутки между ней и краями улицы и расстояния до правого и левого заборов совпадут с точностью до далекого знака после запятой. Он мотнул головой, прогоняя наваждение и это помогло. Исчезла мрачная геометрия улицы и осталась просто фигура какой-то незнакомой женщины, медленно растворяющаяся в полуденном майском мареве. Женщина несомненно была больна, нездорова психически, да она просто-напросто сумасшедшая, думал он. Ведь только ненормальные дерзают обвинять самих себя, в то время как здоровым свойственно обвинять других. Наверное это душевная болезнь уничтожает непробиваемую защиту нашего сознания и заставляет видеть себя без прикрас. Поэтому сумасшедшие так честны в своей безграничной любви или столь же безграничной злобе. Он еще долго смотрел ей вслед, даже когда ее силуэт исчез в конце улицы.

– Это наша учительница – сказали у него за спиной.

А вот эта женщина выглядела совершенно правильно, именно так как и полагалось выглядеть сельской обывательнице в рабочий полдень посевной. Косынка на голове и темно-синяя рабочая куртка поверх выцветших теплых треников идеально вписывались в этот образ, чему способствовали и заляпанные не то грязью, не то навозом резиновые сапоги. А глаза у нее были усталые, выцветшие как и ее одежда.

– Но