Вещи мертвого человека - Дмитрий Валерьянович Лекух

материал иллюстративный, не подкопаешься. Как только свистнешь, сразу монтируем в последней версии, все концептуально ясно. И микрокредитки все эти ваши – говно редкое, таких и чисто по-человечески очень приятно мочить…

Я согласно наклоняю голову. Тут интереснее другое: девушка спокойно включает официальные мощности канала. По сути исполняя левый заказ конкурентов. Хотя, конечно – какие мы с Дедом лично ей конкуренты.

Особенно, понятно, Кирилл…

Я встаю.

Аудиенция окончена, сделка заключена.

– Глеб, – неожиданно бросает фактически в спину. – Я слышала, Стаса недавно похоронили и это все-таки не суицид. Так?

– Так, – поворачиваюсь.

Внимательно гляжу ей в глаза.

– И что?

Она жестко прищуривается.

– Я слышала про него кое-что, – говорит медленно. – Очень нехорошее. Если все так, не лезь в эту сторону и не вздумай погружаться в разборки. Личным врагом станешь. Моим в том числе. Собаке – собачья смерть.

Глава 38. Узнаю брата Глеба

Выскочил из «Останкино» ошарашенный. Слишком много впечатлений, однако.

Даже зонт раскрывать не стал: в таких ситуациях холодная вода с неба на голову – скорее то, что нужно, чем то, от чего надо прятаться.

И может только в порядок приводить, а не раздражать.

Подышал.

Помотал башкой как следует.

Покурил.

Набрал Леську, веселую вдову покойного Стаса. Или не вдову? Женой-то она ему настоящей так и не стала. А последние три года – так и официально уже развелись.

– Привет, – говорю. – Тут снова внимательно пересмотрел свой график. А давай я к тебе завтра с утра заеду?

– Вообще-то, – отвечает холодно, – я тебя сегодня вечером жду.

Потом минута молчания.

– Как договаривались, – теперь уже не так уверенно.

Я продолжаю молчать.

– Что ты там сопишь? – возмущается.

– Видимо, – отвечаю, – простыл.

На том конце очевидно нервничают. Я продолжаю молчать.

– Так, я не поняла? – теперь уже совсем неуверенно.

Вот. Значит, уже пора.

– Девочка, – говорю ехидно. – Во-первых, я тебе вообще ничего не обещал. Ты тогда сказала, что не против этого вечера. Потом еще много чего наговорила. Но моего согласия не было – ты его и не просила. А зря.

Леська тяжело вздыхает.

– Узнаю брата Глеба, – усмехается грустно. – Спорить с тобой – это себя как минимум не уважать. Завтра так завтра. Во сколько?

– Я позвоню, – усмехаюсь. – Я обязательно позвоню.

Глава 39. Надо веники купить

В баню, думаю. Срочно.

Мыться телом, душой чиститься.

В баню…

И, сука, быстрей. А то уже и мозг глючить начинает: меня аж передернуло, когда вспомнил привидевшуюся мне в коридорном трипе телезвезду.

Всё.

В баню…

Есть у меня такое личное народное средство. И одно русско-татарское место в самом центре моего родного, любимого города, где я ощущаю себя русским народным человеком.

В баню, короче.

А то если уж глюки в «Останкино» начал ловить… Нет, место и само по себе нехорошее, конечно. Но такие глюки – это уже и для «Останкино» перебор.

Позвонил Димычу.

– Старый, – говорю. – У меня выбор невелик. В «Сандуны» или в запой. Лично я отчего-то выбираю «Сандуны». Компанию не составишь?

Димыч хмыкает. Он всегда хмыкает в подобного рода ситуациях. У него работа такая. Нервная. И банная. Как он сам про себя говорит: «Я, ребят, печенью работаю». И это, кстати, святая правда: специалист по GR в крупной полугосударственной корпорации. На одних только встречах с представителями региональных властей (а у его конторы интересы, считай, во всех регионах России-матушки) именно печенью приличную часть своего рабочего времени он делу и служит.

А когда он ею не работает – ее надо лечить. Поэтому, если он не работает, то на любое предложение «бани» Димыч отзывается с детской непосредственной радостью.

А если работает – просто не подходит к телефону.

Очень легко различить.

– «Сандуны», – говорит мечтательно. – Хорошая, в общем, мысль. Но сложнореализуемая, к сожалению. Хотя…

– Проведешь у своего начальства как «работу со СМИ». В моем лице, – фыркаю. – Чем я тебе не уважаемый представитель масс-медиа, например? Заодно не надо будет платить за банкет. И за услуги массажиста. Проведешь как представительские, еще и на сигареты немного останется. Да и все, простите, дела.

Он молчит. Размышляет, значит.

– Соблазнительно, – вздыхает наконец. – Ой, соблазнительно. К тому же к тебе реально дело по работе есть. Заказ в смысле. Такой, немного даже финансовый. Не дюже богатый, но надо бы таки поговорить…

– Ну. Таки и рожай, – тороплю. – А то, ишь…

Молчит дальше. Думает, видимо. Если еще осталось чем.

Хотя это я зря, у него – да не осталось?

– Ладно, – ломается, с очередным вздохом. – Только давай сразу договоримся водку не пить. Я понимаю, что тебе, может, и надо. Но мне уже какой-то край, извини. Два региона Сибири за одну неделю – это даже для меня испытание…

– В общий зал? – потираю руки.

– В высшую категорию, – не соглашается. – И в кабинку. Я все-таки не настолько эксгибиционист, чтобы мои телеса разглядывали из-за присутствия известного телеведущего. Стесняюсь, знаете ли.

Я потираю руки активнее.

– Через час? – уточняю.

– Веники, – вздыхает, – купи…

Веники, думаю, это само собой. Но сперва – пара звонков.

Сначала Главному. Который подошел, кстати, сразу. Что бывает нечасто.

И это – хороший знак.

– Привет, – ерничаю, – шеф. Ваше задание выполнено. Все настроено. Все готово. Все фурычит и фырчит. Разрешите взять библиотечный день?

– Какой тебе нахрен «библиотечный день»! – взрывается.

Потом неожиданно замолкает.

– Что, – вздыхает, – кончился завод у чебурашки?

Я даже киваю, забывая о том, что он меня элементарно не видит. Потом спохватываюсь.

– Ты даже не представляешь, как ты прав…

По-моему, он все-таки сплевывает, и добро, если просто на пол.

– Идиот, – констатирует. – Начальник всегда представляет, насколько конкретно он прав. Андестенд?

– Яволь!

– Тогда свободен!

Плюхнулся в подъехавшую редакционную машину. Надо, думаю, все-таки веники-то и вправду купить…

Глава 40. Правила для понимающих

До «Сандунов» долетели от «Останкино» минут за десять с небольшим. Москва – абсолютно пустая. Будто снова пандемия коронакризиса какого…

Встали.

– Пойдешь со мной? – интересуюсь у водилы, заранее зная ответ.

Все мы, в общем, играем. И по одним и тем же примерно правилам: я должен предложить. Продемонстрировав, так сказать, любовь к демократии и уважение к широким народным массам в его, шоферском, лице.

Он должен отказаться, соблюдая свое место в социальной иерархии. Иначе будет выглядеть полным и окончательным мудаком.

А эту линию никто и никогда не собирается переступать.

– Не, – мотает головой, – Глеб Борисыч. Извини, не старые времена. И не вздумай меня гнать, кстати. Дождусь и домой отвезу.

– Думаешь? – выгибаю бровь домиком.

– Да уверен, –