Вещи мертвого человека - Дмитрий Валерьянович Лекух

Тянется. Прикуривает. Выпускает душистый дым.

Понятное дело, папиросы – это больше понты. Красивые, но невкусные.

– Все это как-то очень несерьезно выглядит, – говорю. – Вот от слова «вообще». Дешевый детектив с древним майором Прониным, который сидел на проводах и притворялся простой синичкой. В наше время все про всех знают. Ну почти. Никто не знает, что в голове у начальника, это факт. Но проблема, и это ли тебе, природному информационщику, не знать, состоит вовсе не в том, чтобы добыть какую-то инфу. Пусть даже самый убойный компромат. Проблема в том, что потом с этой добытой такими трудами херней делать. И как ее, суку, применить. Система стала как ящерица, мгновенно отбрасывает хвосты и регенерирует. То есть, по-русски говоря, насрать он этим компроматом мог многим. Но конвертировать в любую положительную программу для себя – это уже вряд ли…

Никита кивает.

– Есть ощущение, что он это и сам понимал прекрасно. Но ему был нужен гарантированный вход в систему. На самый верх. Туда, куда ты, к примеру, зашел по праву рождения и разветвленных семейных связей. А его туда не пускали, как безродную дворнягу, хоть он и очень хотел. А это говно собирал, типа, для подбора ключей. Сам не знал, что, когда и где пригодится…

Задумываюсь озадаченно.

– Да, – вздыхаю, зябко передергивая плечами, – если все так, то добром это кончиться и не могло.

– Абсолютно, – мотает Никитос из стороны в сторону большой лысой башкой.

Со вкусом высасывает очередную, горячую еще, креветку. Со вкусом запивает большим, добрым глотком душистого ледяного пива. Да, вкусно парень живет, не отнять.

– Все равно что-то не клеится, – вздыхаю. – Не повод это, чтобы убивать…

Он смотрит на меня долго.

Внимательно.

Потом – вздыхает в ответ.

– Я же тебе добром говорю, – взгляд у него внезапно становится тяжелым и не по обстановке угрюмым. – Забей ты на эту херню, Глеб Борисович. Не стоит оно того. От души рекомендую – забей…

Глава 43. Заканчивается наше поколение

К принесенной официантом ледяной водочке из парной в кабинку наконец-то ввалился исходящий паром Димон. Долго и шумно пил пиво, вдыхал-выдыхал такой прохладный после этой чертовой топки воздух.

Потом неожиданно засмеялся.

– И сказал он, – поднимает первую ледяную рюмочку, – что это хорошо. И это реально стало хорошо…

Мы с Никитой с огромным удовольствием присоединяемся, слишком уж он жизнелюбиво это делает.

Ох. А ведь действительно – как хорошо пошла…

– Так, парни, – волнуюсь. – Только давайте, это… Без истерик и, самое главное, без фанатизма. Ибо все чересчур искусительно. А лично у меня задача как раз выйти из штопора, а не снова войти в него…

– А это уж как пойдет, – равнодушно поводит мускулистыми плечами Никита. – Тут, знаешь, вообще непредсказуемо, по какому развитию событий повестка двинется. Может куда и занести…

Димыч дробно смеется.

– Регулируй, короче, себя сам, – хлопает меня по плечу. – Это вообще всегда так бывает. Колхоз – дело добровольное, сам понимаешь. Но лично я тоже увлекаться особо не собираюсь. И ровно по той же причине: на просушку становлюсь. До самого Нового года. Там корпоративы пойдут, уже не отвертишься. Елки, палки, галки-моталки, прочие забавные мероприятия. Поздравления многочисленным партнерам опять-таки. Там по работе тупо не получится не бухать.

Пф-ф-ф…

– Кстати, – аккуратно закусываю холодным груздем под сметаной. – Насчет «прочих забавных мероприятий», заказчик-сан, высокий начальник и вообще чиновная сволочь. У нас-то что-то заказывать будешь?

Димыч недовольно кривит рот.

– Ты меня сюда по работе говорить пригласил? – смотрит недобро.

Сам себя заводит, прямо на ровном месте.

Поднимаю руки ладонями вперед.

– Свят-свят-свят! Клянусь, чисто к слову пришлось! К тому же ты и сам о каком-то заказе еще по телефону первый заговорил.

Коллега постепенно успокаивается.

– Как же вы задолбали, – говорит тоскливо, глядя в высокий потолок Сандуновских бань, – рекламщики и пиарщики!

Я тоже осторожно кладу вилку в сторону.

– Дима, – смотрю на него пытливо, – окстись. Где ты здесь рекламщиков разглядел, коллега по цеху, блять? Я, извини, где родился, там и пригодился: хомо редакциониус, так сказать. А то, что сейчас занимаюсь спецпроектами, так то редакция требует. И бабки, знаешь, нужны. Но своей профессии я как бы не изменял…

Димыч некоторое время молчит.

Потом вздыхает.

– Сам-то себя не обманывай, Глеб, – берет у меня из пачки сигарету.

Курит он, кстати, крайне редко.

А тут…

Волнуется, значит.

– Себя не обманывай, – прикуривает, – ты уже давно не журналист, Глеб Борисович. В самом лучшем случае «медиаменеджер», господи меня прости. Охрененная работа, приблизительно как у меня: водку пить да блядей региональному начальству возить, у них там все по старинке, как в девяностые. И Женя, главный твой, тоже давно не журналист. И я уж тем более не журналист. Вон, Никитос разве как-то еще держится. А так – заканчивается наше поколение в профессии. Если не закончилось уже.

Никитос крякает. Разливает водку по рюмкам.

Машет руками примиряюще.

– Да при чем тут поколение? Просто эпоха пиратов и флибустьеров в медиамире заканчивается. Начинается эра гладких мальчиков в лакированных ботинках. Сам подумываю куда-нибудь уходить…

Я невольно сглатываю. Не могу сказать, что сам об этом не думал – не наивный юноша с глазами, горящими от обладания первым редакционным удостоверением, в конце-то концов. Скоро, совсем скоро сороковник.

Лет всего несколько осталось.

Даже муди уже седые. И не у одного у меня, кстати, седые, думаю злорадно: если уж наш не сгибаемый никем и ничем железный боец информационного фронта Никитос задумался о завершении своей миссии в профессии…

Так-так-так-так-так.

– А может, просто стареем, дяденьки? – спрашиваю так невинно. – Оставьте юные забавы. И юных дев, само собой тоже. Как и все «вошел – и пробка в потолок». Короче. Кефир. Клистир. И теплый сортир.

Закидываю в себя наконец стопку.

Прислушиваюсь к ощущениям.

Да.

Действительно, хорошо…

Подтягиваю к себе горшочек со знаменитыми «сандуновскими пельменями». Потом возвращаю на место: ну их пока к бесу. Они остывшие даже лучше, особенно после бани, а я пока лучше селедочкой обойдусь.

С лучком.

Или грибочками солененькими со сметанкой да отварной рассыпчатой картошечкой под рубленой зеленью.

«Дяденьки», кстати, сразу немного погрустнели.

Никита залпом опрокинул свою рюмку. Налил еще, опрокинул вдогонку: видимо, сразу не зацепило нашего великого информационного босса. Димыч так и просто свою в сторону отставил.

– А иди-ка ты в жопу, – двигает желваками, – Глеб Борисыч. И этот дождь на улице тоже с собой забирай. Приблизительно так же заебал…

Глава 44. Побросала нас жизнь

Помирились, естественно, не сразу. Но