Вещи мертвого человека - Дмитрий Валерьянович Лекух

Но не обиделась, разумеется. Наша младшая вообще не умеет обижаться, у нее счастливый характер.

А вот старшая кошка благоразумно скрылась на холодильнике: нечего мешать, когда полцентнера мускулистого мяса и шерсти демонстрируют такую серьезную решительность. Герда, конечно, девушка дисциплинированная и в кошках просто души не чает, особенно в младшей, которую помнит нелепым худым, нескладным котенком, а не такой раскрасавицей, как сейчас. Да и старшую тоже ни разу не обижала, несмотря на ее, кошкин, сварливый характер и иногда даже у меня возникающее желание дать леща хитрой, наглой морде. Но все равно – лучше не рисковать.

Может ведь и просто не заметить: вон как скачет.

И поводок в зубах.

Ты ж моя умница…

Так что пришлось идти, мерзнуть, мокнуть.

Курить.

Ждать, пока эта дурында мохнатая перебегает свое физкультурное настроение и сделает наконец свои важные собачьи дела.

А у нее, как назло, то низколетящие вороны, то – ой, какого интересного шпица соседи на поводке куда-то повели. Хозяин, видал?!

Ну, вроде утихомирилась. Взял на поводок, надел намордник.

Герда обидчиво проворчала что-то не совсем доброе на своем швейцарско-собачьем, но к наморднику отнеслась в общем с пониманием – день, соседи. Дети вон бегают, и дождь почти перестал…

Я уже собрался идти домой, когда меня неожиданно окликнули.

Тот самый сосед.

Нет, не тот, что со шпицем. Другой. Павел Андреевич вроде. Да, точно. Хороший, в принципе, дядька, на втором этаже живет.

У нас двор старый, можно сказать, старомосковский. Академический. Все знают всех. Некоторые – и не в первом поколении. Впрочем, это больше жены касается, не меня, это ее квартира, вообще-то – бывшая квартира ее мамы. Точнее Нинкиных бабушки и дедушки.

Это она у нас «из старой московской семьи».

– Здравствуйте, Глеб, – кивает.

Раскланиваюсь в ответ.

– С Гердой гуляете? А я вот до магазина решил пешком пройтись. Молока купить, к чаю какой-нибудь кулинарии, по старой привычке. А там… Тьфу. Расстройство одно…

Я киваю в ответ. Да, тема старая.

Понятная.

Обсуждаемая по поводу и без – новострои, самого нашего двора, к счастью, не коснувшиеся, все равно безнадежно изгадили когда-то приличный район. А уж сетевые магазины, этот бич нового времени…

Мне, в принципе, пофиг. Если только разговор поддержать. А вот люди, здесь всю жизнь прожившие – они реально страдают…

Хотя в городе и вправду что-то в последнее время нехорошо. Вроде все правильно, прямо-таки выверенно делают нынешние городские власти. Но все одно исчезло что-то неуловимое. А что не исчезло, то самым банальным образом мертво. Не разлагается еще, не воняет, конечно. Но запах формалина уже конкретно ощущается.

Прямо в воздухе.

И правда, в общем-то, «тьфу».

– А вы, Павел Андреевич, – вспоминаю, как его зовут, – гляжу, в «Азбуку вкуса» заглядывали?

И киваю на его пакеты с логотипом. Грех, типа, жаловаться-то. Оборванцы туда не ходят…

– Ну, они хоть как-то уровень держат, – пожимает плечами. – Плюс, справедливости ради, кондитерская очень уж хорошая. Но все равно, знаете, сеть остается сетью. Ведь что человеку-то нужно?

Молча выгибаю бровь домиком. У Деда когда-то подсмотрел – очень выразительно получается. У него в смысле; у меня – как повезет.

Вот только Павла Андреевича нашего эдакой фигней не смутишь…

– Человеку, прежде всего, нужно, чтобы его человеком считали, Глеб, – грустно усмехается. – Причем не только, допустим, власти. Но и продавец в магазине. Помните, у нас булошная на углу была, там, где сейчас банк открыли? Хлеб там, признаться, был, наверное, похуже, чем в этом дорогом супермаркете. Но продавщицу, она же кассирша, и ее сменщицу все знали. И они знали всех. И даже в, господи прости, «Минимаркете», недавно прикрытом, всех азербайджанцев все наизусть знали, здоровались на улице. А в сетевом супермаркете это невозможно тех-ни-че-ски. За исключением кулинарии, тут надо отдать должное. Вот к ним и хожу. А в остальном, как бы ни было в этой обновленной Москве комфортно жить, особенно с деньгами, которые у меня, к счастью, есть… Если люди перестают знать друг друга и относиться друг к другу по-человечески, – то город умирает. Что он сейчас, кстати, и делает. Обратите внимание, сколько людей нашего круга перебирается сейчас за город, несмотря на все неизбежные неудобства. А ведь сейчас жизнь в столице комфортна настолько, насколько никогда раньше не была. Я-то это хорошо помню…

Я даже немного теряюсь.

– А сами-то что, Павел Андреевич? – тру подбородок свободной левой рукой.

На правую намотан поводок с Гердой.

Просто помню, мне Нинка рассказывала: у них, у «дяди Паши» с женой, отличная «генеральская дача». Он вообще сослуживцем тестя вроде когда-то был.

Почти.

То есть тесть-то у меня, хоть и тоже генерал, но из настоящих, из «боевых», а этот вроде типичный «штабной». Из Арбатского округа.

И не генерал, не дослужился.

Уволился в девяностые.

Вроде, говорили, куда-то в бизнес ушел.

Я от тестя что-то такое слышал, причем Геннадий Петрович, обыкновенно подобную публику не жаловавший, о нем даже с непонятным сочувствием говорил, хотя и знал его не очень чтобы хорошо.

Тесть в этом доме, как я, «примак» – так говорила моя бабушка.

Хотя и цельный вроде бы генерал. Впрочем, я об этом уже, по-моему, говорил…

И, судя по всему, ушел из тестевой конторы Павел Андреевич по тем временам совсем даже неплохо: не в «Азбуке вкуса» дело, где он пирожными отоваривается. Видел я его автопарк, нечего тут прибедняться. По крайней мере, точно не бедствовал.

Факт.

Да и не в этом дело…

Он качает головой и тоже машет свободной, но не от собачьего поводка, а от пакетов из «Азбуки», рукой.

– Ох, Глеб. Вы сейчас говорите точь-в-точь как моя жена. И это, действительно, хорошее решение: я бываю на даче, и это, конечно, никакая не дача, а нормальный загородный дом. Но что будет, если еще я уеду? Или вы с Ниночкой? Я – плоть от плоти этого города, извините за пафос. Я здесь родился, здесь мне знакома каждая трещина в асфальте. Я здесь с девушками целовался, только жене не говорите. Впрочем, она и так знает. Ревнует до сих пор, по-моему. Это просто моя родина. С возрастом это хорошо понимаешь. И я могу, конечно, уехать за город. Но буду чувствовать себя крысой, убегающей с корабля…

Я тоскливо закуриваю.

– Давайте, – вздыхаю, – Павел Андреевич, сумки помогу хотя бы донести. Мы все равно с Гердой домой…

Он опять жмет плечами и передает мне один