Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

300-километровый путь по грунтовой дороге, сложной для движения зимой. Чтобы пробраться в Тару на санях требовалось четыре полных дня. Именно столько времени потратили впоследствии он и Петров для экстренного возвращения в Омск.

Причем двигались он и Петров в «обычные» дни. Скорость же движения Леонова, ехавшего в праздники, с учетом его стоянок на постоялых дворах по понятным причинам снижалась. И, чтобы успеть в Тару, Леонов должен был выехать туда не позднее утра 29 декабря.

И, наконец, когда Бестужев спросил Леонова – почему он не взял вещи в продолжительное дальнее путешествие в «захолустье (как поручик на допросе назвал Тару – ред.), тот объяснил, что они с Петровым «рассчитывали провести в Тарском районе несколько дней у отца последнего, после чего вместе «вернуться в Омск»[668].

И хотя Леонов тут же заявил, что планировал оттуда «ехать дальше в Иркутск»[669], это не объясняло нарушения данного им обещания Драчуку «честного офицера» оставить сибирскую столицу. Которое, исходя из других несоответствий его показаний, он и не собирался выполнять.

И выходит, что Леонова не арестовывали, поскольку, как проговорился Бестужеву Петров, реально он «встретил Леонова на улице 23 декабря». Когда тот, согласно его утверждениям, был задержан. Леонов сообщил Петрову, что «по распоряжению начальника гарнизона дежурил всю ночь (с 22 декабря – ред.) с дивизионом ввиду предполагавшегося (повторного – ред.) выступления большевиков»[670].

Правда, потом летчик исправил это показание, пытаясь подтвердить версию поручика о его аресте. Подобные «метания» свидетельствуют об изначальной неготовности Леонова и Петрова к таким допросам. Однако, будучи арестованы, они всё же смогли договориться давать единые показания. Вероятно, сделав это через охранявшую их стражу.

Однако с юридической точки зрения это уже было ничтожно и было ясно, что они сочиняли на ходу выгодные им версии.

Не могло не насторожить Бестужева и количество изъятых у них револьверов – аж пять (!) штук[671]: два у Леонова и три у Петрова. То есть они запаслись оружием в большем количестве, чем у них было рук. Вопрос – чего скрывали и опасались «таинственные» боевые офицеры? Об этом они умолчали.

Также заметим: офицеры уехали в условиях военного времени из своих подразделений минимум на три недели (с учетом ожидания в Таре Леоновым Петрова). Омск тогда еще не оправился от декабрьских событий. Их коллеги активно проводили по нему обыски и облавы, пытаясь обнаружить злоумышленников, от которых ожидали продолжений «вредительства».

В любом случае, получить столь продолжительный отпуск в тех чрезвычайных условиях воинским начальникам (во всяком случае, Леонову) было почти невозможно.

Барташевский и Леонов

Особое внимание заслуживает упоминание в этой истории Барташевского. Который, как утверждал Леонов, его арестовал. Однако их показания не сходятся. На допросе ЧСК Висковатова Барташевский заявил, что 22 декабря его из дома «вызвал в Гарнизонное Собрание генерал-майор Иванов. Туда я прибыл в 5–6 часов вечера. Он поручил направиться в тюрьму за подсудимыми большевиками и сопровождать их в военно-полевой суд»[672].

Прапорщик же Черченко утверждал, что они вернулись оттуда в Гарнизонное Собрание в 12 часов ночи[673].

То есть выполнение им задания Иванова происходило в момент, когда, по данным Леонова, Барташевский арестовывал его и конвоировал на базу красильниковцев.

Заметим, что, будучи подчинен генерал-майору Иванову, Барташевский, согласно военной субординации, не мог исполнять приказания капитана Драчука. И контролировавший подготовку убийств Черченко за этим бы проследил.

В любом случае, колчаковское следствие (прокуроры Коршунов, Кузнецов и ЧСК Висковатова), установили факт исполнения Барташевским 22 декабря поручений именно Иванова. Поэтому неудивительно, что он на следствии не упоминает о своем участии в аресте Леонова.

Но представим себе, что Барташевский решил исполнить одновременно два задания. Следствие установило, что вечером 22 декабря он перемещался между центром Омска и отдаленными от него сельскохозяйственным училищем и тюрьмой по зимней дороге пешком. На что у него туда-обратно явно ушел не один час.

Продолжительное время красильниковцы потратили и в тюрьме, добиваясь от ее нового начальника Хлыбова, почти незнакомого со своими подопечными, данных, кто подлежит военно-полевому суду. И тому пришлось долго (несмотря на предварительное получение им соответствующего распоряжения) «рыться» в документах на сотни арестованных.

Далее барташевцы ожидали их сборов и привода из камер, находящихся в разных частях огромного тюремного здания, а также небыстрого бюрократического оформления на выдачу. Таким образом, времени на арест Леонова, его передачу Драчуку, объяснение с ним и возвращение в центр к Иванову не было физически. Даже если бы Барташевский решил тогда выслужиться и перед Драчуком, он бы не смог выполнить основное задание гарнизонного командования.

Причина конспирации

В итоге «припёртые к стенке» собственными же показаниями арестованные признали утаивание ими подробностей своего появления в Таре. Однако делали они это, «не чувствуя за собой вины, не желая посвящать в это гражданские власти, не имеющие отношения к офицерскому мундиру, не понимающие честь офицера, почему сообщение может быть ими истолковано в ином свете». И потому в присутствии гражданских и в том числе милиционеров «стеснялись открыться»[674].

Но, видимо, потом наедине с ними Бестужев получил достаточные объяснения, как и от их начальства, включая инспектора колчаковского Воздушного флота полковника Бойна – Родзевича[675]. Что и сделало его отношение к арестованным почтительным.

Показательно, что сам Бестужев не сообщает добытые им подробности «на бумаге», поскольку, видимо, они были очень неоднозначные. И, вероятно, чреватые серьезными неприятностями для фигурантов дела, а возможно, и уголовным преследованием, стань они достоянием широкой общественности.

А раз так, то секрет Леонова и Петрова попытается разгадать автор книги.

Возвращение в Омск

Показательно, что в Таре, несмотря на своевременное извещение о них «столичного» начальства, офицеров-конспираторов продержали почти месяц. И лишь 28 января, когда Злобин потребовал выслать ему Леонова и Петрова, Бестужев направил их в Омск[676].

Показательно, что колчаковский уполномоченный выдал «на дорожные (четырехдневные – ред.) расходы» Леонову 5000 рублей[677] – огромную сумму, равную среднему годовому заработку квалифицированного рабочего. Из каких средств и за какие заслуги ее выделили – не конкретизируется. В любом случае, это свидетельство особой расположенности ему колчаковских властей.

Также показательно, что его и Петрова освободили сразу по прибытию в Омск 1 февраля. Произошло это после их совместного допроса с Винтером, проведенного генерал-майором контрразведки Ставки В. А. Бабушкиным. Он отпустил первых двоих, убедившись в их «благочестивости»[678].

И то, что Леонова и Петрова допросили одновременно с Винтером, единственным выжившим свидетелем