Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

И личная роль Колчака в этом была для иностранцев уже не столь важна – главное, что он демонстрировал неспособность контролировать ситуацию даже среди своих генералов.

При таких условиях поддерживать его США, а с ними и другие иностранцы, не могли. Тем более, что дальнейшие действия Колчака и его соратников, бесчинства последних, столкновения с ними американцев (об этом автор расскажет в последующих публикациях) лишь подтверждали необходимость пересмотра к ним отношения США и их союзников.

А 29 апреля 1919 г. Колосов сообщил подробности трагедии членам британской правительственно-парламентской комиссии во главе с «профессором Персом. На встрече присутствовали представители гражданского управления и представители политических партий Енисейской губернии[1099].[1100]

Колосов решил «воспользоваться присутствием посланника демократической Англии, как его рекомендовали, чтобы развернуть перед ним картину творящихся ужасов и указать на их виновников, а также показать, какую роль играли сами союзники. Помог мне управляющий губернией (Троицкий), написавший профессору мою характеристику, что я – депутат Учредительного Собрания, заставившую его быть ко мне внимательным».

(это важный момент, свидетельствующий, что представители гражданской власти не были настроены к Колосову лично и «учредиловцам» вообще враждебно – ред.)

…я рассказал профессору о судьбе моих товарищей (депутатов – ред.), включая Фомина, одного из организаторов переворота (антисоветского) и уполномоченного премьер-министра Вологодского, убитого лицами, с которыми он совершал переворот»[1101].

И чтобы он не верил, что убийство было «самосудом». Виновники его гибели и его убийцы – в Омске на высоких постах – генералы Иванов-Ринов и Матковский»[1102].

И Колосов сравнил их действия с репрессиями красных против членов Учредительного Собрания. Тем самым он низвел «белых рыцарей» на уровень большевиков, против которых боролась Великобритания. Одновременно это демонстрировало иностранцам чистоту «учредиловцев» по сравнению с их врагами слева и справа.

И на основании данной трагедии Колосов заявил, что белый террор «у нас это обычное явление и люди гибнут массами по приказу власть имущих. Я привел целый ряд фактов усмирения повстанцев генералом Розановым…»[1103] и о бессудной расправе Красильникова с городским головой Канска эсером Степановым по ложному обвинению в организации восстания и при отсутствии на него обвинительных документов[1104].

Причем Колосов сделал акцент на том, что «Перед тем как на Степанова набросили петлю, он крикнул: «Да здравствует Учредительное Собрание[1105]». Что для колчаковцев служило дополнительным доказательством его вины.

Единственной возможностью для Колчака реабилитироваться было проведение объективного следствия и наказания виновных. Однако он ее упустил. Расследование затянулось почти на восемь месяцев и в итоге «гора не смогла родить даже мышь», поскольку никто перед судом не предстал.

Были и другие не менее пагубные для Верховного Правителя последствия данной истории: такие результаты следствия в сибирской столице давали карт-бланш на повторение подобного по всей Колчакии.

Кроме того, убийства Фомина и Ко перечеркнули один из любимых тезисов белогвардейской пропаганды относительно того, что белый террор был лишь ответом на террор красный. Как мы знаем, в репрессиях против белых, которыми бы те могли хоть как-то оправдать произошедшее, эсеры в 1918 г. не отметились.

Судьба участников событий

Напуганный резонансом событий, 27 декабря Колчак освободил оставшихся в живых коллег Фомина. Но это не решило их проблем, поскольку вскоре охота на них возобновилась, о чем автор данной книги изложит в ее продолжении.

Заметим, что почти все замешанные в трагедии погибли не своей смертью. Причем многие прожили немногим дольше своих жертв. Первым в мучениях от тифа сгорел 26 февраля 1919 г. Вилленталь, недолго проносивший заработанные пролитием чужой крови штабс-капитанские погоны.

Старшие же командиры, отказавшись признать ответственность за трагедию, сделали виновными исполнителей – Барташевского и Черченко. Что наглядно характеризует их человеческие и нравственные качества. Впрочем, они не сильно настаивали на их преследовании. Так, последние данные по Барташевскому и Черченко прослеживаются по документам началом – серединой августа 1919 г., когда их дела передали военному прокурору Омского военного округа, который далее должен был привлечь их к суду.

Последний раз Барташевский упоминается в «Приказании по Омскому военному округу 15 августа 1919 г. … кому известно нахождение штабс-капитана бригады Красильникова Феофила Бартошевского… сообщить об этом командованию города Омска»[1106]. Этот документ цитируется на известном форуме «Белая Сибирь» без указания архивной сноски. И хотя доверять его содержанию полноценно нельзя, ничего удивительного в изложенных в нем данных нет.

Заметим, что, несмотря на совершенные Барташевским уголовные деяния, его в отличие от других колчаковцев, лишавшихся погон и за менее вызывающие деяния, например, появление в общественном месте в состоянии опьянения, не разжаловали. По неофициальным данным, в августе 1919 г. Барташевский выехал в Иркутск в штаб красильниковской бригады, куда уже должны были прибыть его подельники. Где и возможно найти его по ее документам, поскольку штабс-капитанов в ней было немного.

Так, на начало 1919 г. в бригаде по данным ее штаба числилось 70 офицеров[1107], тогда как по информации местной контрразведки – 170[1108]. Большинство из них – «младшие» чины. И даже с учетом увеличения бригады летом 1919 г., исходя из опыта других колчаковских подразделений, предположим, что из-за сильной нехватки у Верховного Правителя офицеров, штабс-капитанов из них вряд ли было более 20 человек.

Соответственно, их «просеиванием» можно получить искомый результат. Правда, этот «низенький»[1109] по данным А. К. Падериной (родственницы его подельника), но «лихого», по информации генерал-майора Иванова, вида, красильниковец, конспирации ради скорее объявился там под чужой фамилией. К чему располагало и наличие у него ранее полученного для бегства из Омска фальшивого паспорта.

Также нельзя исключать, что он отбыл в южном (семипалатинском) направлении, поскольку, по «неофициальным» данным, его в последний раз засекали в Омске в расположении анненковцев. Если это так, то возникает вопрос, что он там делал. Предположим: анненковцы могли его «подтянуть» за попытку мошенничества. Или напротив, оценив по достоинству его дерзость и «отмороженность», признали «своим» и вновь приютили.

И, памятуя события зимы 1918–19 гг., нельзя исключать, что приказ о его розыске издали лишь ради соблюдения бюрократических правил в отношении важного обвиняемого. Например, для приостановки судебного преследования исчезнувшего Барташевского, в чем Матковский был максимально заинтересован. И возможно колчаковские власти реально были в курсе его передвижений.

Впрочем, возможно, что высокопоставленные колчаковцы, у которых по части декабрьских событий было «рыльце в пушку», могли продолжать делать ответственными «стрелочников». В этом случае ввиду возложенных на Матковского ответственных