Кукла на цепочке - Алистер Маклин

– Ты считаешь, что это возможно? Или вероятно?

Ван Эффен набрал номер.

– Возможно – да. Вероятно – нет. Я не думаю, что кто-нибудь в Амстердаме в состоянии проследить за Васко так, чтобы сам Васко этого не заметил. Точно так же я не думаю, что человек, за которым следит Васко, может обнаружить слежку. Васко? Это Питер. Кто-нибудь проявлял к тебе интерес с тех пор, как мы с тобой расстались сегодня утром? И ты ни с кем не разговаривал? Аннемари и моя сестра похищены… Скорее всего, не более часа назад. Нет, мы не имеем представления. Надень свой лучший гражданский костюм и погуляй по окрестным улицам, ладно?

Ван Эффен повесил трубку и обратился к полковнику:

– Целью преступников была Жюли. Никто не пытался разделаться с Васко при помощи металлических прутьев.

– И ты попросил его присоединиться к тебе?

– К нам, господин полковник. Он слишком ценный сотрудник, чтобы дать ему возможность залечь на дно и ничего не делать. И, с вашего позволения, я найму Джорджа.

– Твоего друга из «Ла Карачи»? Ты же говорил, что он не очень хорошо сливается с окружающей средой?

– Мы наймем его в помощь Васко. Как вы сами заметили, Джордж очень умен. Он едва ли не лучше всех, кого я знаю, понимает, как работает ум преступника. С точки зрения физических данных Джордж – лучшая гарантия безопасности. Итак, у нас есть прогресс. Очень небольшой, но есть. Мы теперь почти наверняка знаем, что так называемая «банда из дворца» и похитители девушек работают сообща. Иначе откуда бы братья Аннеси знали, что Рудольфа Энгела, который следил за одним из организаторов взрыва во дворце, убили и доставили в морг?

– «Банда из дворца», как ты их называешь, вполне могла совершить похищение. Ей могли приказать братья Аннеси.

– Тут два момента. Во-первых, какой смысл Аньелли похищать сестру лейтенанта? Никакого. В то время как у Аннеси есть серьезный мотив. Во-вторых, совершенно не важно, Аннеси дали Аньелли этот адрес или наоборот. Ясно как день, что они друг друга знают.

– И что нам дает этот факт, Питер?

– В настоящий момент ничего. Новые факты только усложняют ситуацию. Наши противники не дураки. Они прикинут, что мы можем выяснить, и примут меры предосторожности. Только против чего именно – я не представляю.

– Равно как и я. Мы ничего не делаем. Да и что мы можем предпринять?

– Почти ничего, не считая кое-каких мелочей. Мы можем заняться Альфредом ван Рисом, например.

– А какое отношение ван Рис имеет к Аннеси или Аньелли?

– Насколько я знаю, никакого. Но по крайней мере, мы будем что-то делать. Я предлагаю выделить для слежки за ван Рисом двух человек. Первый будет следить за Рисом, а второй будет следить за первым. Какое счастье, что Мас Войт остался жив! Кроме того, я предлагаю изучить банковские счета ван Риса.

– Для чего?

– Этот столп Управления гидротехнических сооружений мог давать злоумышленникам информацию, которую они больше нигде не могли достать. Причем не давать, а продавать. Конечно, вполне может быть, что эти деньги ван Рис клал на отдельный счет под чужим именем. Но преступники, особенно непрофессионалы, часто забывают о таких очевидных вещах.

– Мы не можем этого сделать. Это незаконно. По закону счета можно проверить только у тех, кому предъявлено обвинение, или у осужденных.

– Преступники похитили Жюли и Аннемари.

– Это так, но какое отношение это имеет к Рису?

– Сейчас нам кажется, что никакого. Однако совсем недавно Жюли заметила: «Как странно, что группа, взрывающая дамбы, группа, собирающаяся произвести взрыв во дворце, и братья Аннеси – все объявились в одно время». Возможно, это совпадение. А может быть, и нет. Вероятно, подобные мысли у меня возникают оттого, что я ненавижу весь преступный мир. Это всего лишь предположение. Забудьте о нем.

Зазвонил телефон. Ван Эффен взял трубку, молча послушал, поблагодарил и повесил трубку.

– Через десять минут по радио ожидается последнее сообщение FFF.

– Это было неизбежно. Вернемся к твоему предположению, Питер. Обычно я стараюсь просто забывать о них. Но твои предложения имеют странную особенность – они всегда к чему-то ведут. – Полковник безрадостно улыбнулся. – Возможно, у тебя, как и у Жюли, есть дар предвидения. Хорошо, мы пошлем двух наших людей следить за ван Рисом и попробуем очень осторожно проверить его текущие счета. За это мне, вероятно, придется оправдываться перед парламентом. Я, конечно, потащу тебя с собой. – Де Грааф потянулся к телефону. – Давай-ка я организую это дело.

После того как полковник в своей обычной властной манере договорился обо всем и повесил трубку, ван Эффен сказал:

– Спасибо. Скажите, ваши друзья с факультета лингвистики получили все кассеты? Включая ту, что я записал в «Охотничьем роге»?

Де Грааф кивнул.

– Когда, по-вашему, они смогут нам что-либо сказать?

– Когда будут готовы, конечно. Академическая среда нетороплива.

– Вы не могли бы поторопить их? Сказать, что дело срочное, государственной важности?

– Я могу только попытаться. – Де Грааф набрал номер, назвал кого-то Гектором, потом, повернувшись к ван Эффену, спросил: – В шесть часов?

– Если можно, в пять тридцать.

Полковник поговорил и повесил трубку.

– У тебя, кажется, очень плотное расписание?

– В шесть тридцать в «Трианон» придет человек, который должен передать мне характеристики радиоустройства, с помощью которого можно взорвать бомбу в подвале дворца.

– Впервые слышу об этом. Становится трудно уследить за твоей бурной деятельностью. Но не странно ли, что офицер полиции стремится быть столь пунктуальным с преступниками?

– Ничего странного. Кстати, не знаете ли вы лично какого-нибудь пластического хирурга?

– Зачем тебе, черт возьми, пластический хирург? Хотя, конечно, у тебя всегда на все есть свои причины. Но такой хирург? Ты что же, думаешь, что я знаю в этом городе всех и каждого?

– По моим сведениям, это так. Вы знаете почти всех.

– Я мог бы поговорить с хирургом, что работает в полиции.

– Но де Вит не занимается пластической хирургией.

– А, вспомнил! Мой старый друг Хью. Выдающийся специалист. Профессор Хью Джонсон.

– Он не голландец? Во всяком случае, имя у него не голландское.

– Он англичанин. Учился в «Ист Гринстид». Мне говорили, что это лучшая клиника по пластической хирургии во всей Европе, если не в мире. Этот человек – гений, хотя и не может сравниться умом с голландцами. По крайней мере, с одной голландской дамой, уроженкой Амстердама. Он как-то приезжал сюда для обмена опытом. Через шесть месяцев они поженились. Не успел Хью оглянуться, как переехал сюда жить. До сих пор не понимает, как это с ним случилось. Это именно тот человек, который нам нужен. – Де Грааф деликатно откашлялся. – Если бы ты хотя бы намекнул мне, чего ты от него хочешь…

– Пожалуйста. Я встречаюсь с Аньелли под видом человека со шрамом на лице и с изувеченной рукой. Кстати, напомните мне, чтобы я описал вам, как я буду выглядеть, когда мы отправимся к вашим лингвистам, иначе вы меня не узнаете. Так вот, я хочу, чтобы мои шрамы выглядели еще более реалистически и, что более важно, чтобы их было трудно удалить, чтобы их нельзя было смыть или соскрести.

– А, понимаю. То есть не понимаю. – Де Грааф ненадолго задумался. – Не нравится мне это все. Ты, конечно, имеешь в виду Аньелли и его друзей и их возможные подозрения. Мне казалось, что благодаря удачной легенде твое положение преступника в розыске довольно прочно.

– Я все больше в это верю, но не хочу рисковать достигнутым. Эти люди крайне подозрительны и сегодня вечером могут найти повод проверить, настоящие ли у меня шрамы.

Де Грааф вздохнул.

– Мы живем в очень сложном мире. Не хочу тебя обидеть, Питер, но в преступной среде ты чувствуешь себя как дома. Посмотрим, что я смогу сделать. Этот чертов телефон опять звонит.

Ван Эффен взял трубку, послушал и сказал:

– Пошлите туда человека, хорошо? Подождите минуту. – Он повернулся к полковнику и сказал: – Это сержант Оудшорн. Он сообщает, что тридцать восьмой дом пуст. Соседи говорят, что там уже давно никто не живет. Большая часть мебели отсутствует. Сержант Оудшорн – человек молодой,