Кукла на цепочке - Алистер Маклин

лучше! Вас можно поздравить. Очень удачно, что у вас повреждена именно левая рука, не правда ли? Но в преступных умах все же могут зародиться подозрения. Вы ведь правша.

Ван Эффен улыбнулся:

– Вы определили это, просто посмотрев на меня?

– Могу сказать, что левши обычно не носят плохо замаскированных пистолетов слева под мышкой.

– Теперь поздно что-то менять. Меня уже знают как человека с черной перчаткой на левой руке.

– Что ж, ясно. Ваши шрамы выглядят очень убедительно. Проблема, как я понимаю, состоит в том, что их могут подвергнуть проверке, например, потереть их щеткой или провести по ним губкой, смоченной в горячей мыльной воде.

– Достаточно будет губки и горячей мыльной воды.

– Видите ли, в нормальных условиях, чтобы получить несмываемые шрамы, требуется несколько недель. Как я догадываюсь, временем вы не располагаете. Полковник, это у вас не бренди?

– Бренди.

Полковник наполнил рюмку.

– Благодарю вас. Мы обычно не сообщаем об этом широкой публике, но люди нашей профессии перед операцией… вы же понимаете…

– Перед операцией? – заволновался ван Эффен.

– Это пустяк, – успокоил его Джонсон. Он отпил бренди и открыл металлический ящичек, наполненный блестящими хирургическими инструментами, большей частью совсем миниатюрными. – Несколько подкожных инъекций с инертными красителями. Обещаю вам, что никаких рубцов, никаких припухлостей не будет. И никакой местной анестезии. Без нее лучше.

Хирург снова осмотрел шрам на лице лейтенанта.

– Новый шрам будет иметь то же расположение, тот же вид, что и прежде. Для шрама на руке это несущественно – его никто прежде не видел. На руке я вам сделаю еще более жуткий шрам, чем тот, что у вас сейчас. Вам понравится. А теперь мне нужны горячая вода, мыло и губка.

Двадцать пять минут спустя Джонсон закончил свою работу.

– Нельзя сказать, что это шедевр, но он вам послужит. По крайней мере, эти шрамы никто не смоет и не соскребет. Взгляните, лейтенант.

Ван Эффен подошел к зеркалу, посмотрел, кивнул и вернулся на место.

– Первоклассная работа! Просто копия того, что у меня было! – С мрачным восхищением он осмотрел свою «изуродованную» левую руку. – То, что надо! При такой замечательной работе неловко спрашивать, но все же… как долго эти шрамы продержатся?

– Они не вечные. У этих красителей совсем другой химический состав, не такой, как у краски, которой пользуются для татуировок. Время рассасывания краски – от двух до трех недель. На вашем месте, лейтенант, я бы не беспокоился: эти шрамы вам идут.

Де Грааф и ван Эффен встретились с профессорами Гектором ван Дамом, Бернардом Спаном и Томасом Спанрафтом в гостиной дома ван Дама. Эти люди вовсе не были похожи на профессоров. Точнее, они выглядели не так, как должны выглядеть профессора, по мнению обывателя. Они казались чем-то средним между преуспевающими бизнесменами и крепкими голландскими бюргерами, и все трое были до смешного похожи друг на друга: полнотелые, жизнерадостные и раскрасневшиеся – может, потому, что в комнате было жарко, а может, благодаря бутылке вина, которая энергично двигалась по кругу.

Первым заговорил ван Дам:

– Ну, господа, похоже, мы нашли интересующие вас ответы. Найти их было совсем не сложно. В нашей стране есть знатоки восточных и западных языков, особенно много специалистов по восточным языкам – наши ученые занимались азиатскими языками в течение нескольких веков и накопили огромный опыт. Профессор Спанрафт специально приехал из Роттердама. Но в вашем деле знания восточных языков не требуется. Я начну рассказ с моего скромного вклада в это дело.

Он посмотрел на ван Эффена.

– Господин с необычным именем Хельмут Падеревский, с которым вы встречались в ресторане, – не голландец и определенно не поляк. Он, вне всяких сомнений, из Южной Ирландии. А если точнее, житель Дублина. Что заставляет меня сделать подобный вывод? В течение года я по приглашению читал лекции и занимался исследованиями в университете Святой Троицы в Дублине. Бернард, твоя очередь.

Профессор Спан развел руками:

– Мой вклад в это дело еще меньше, чем у Гектора. Тут все просто. Мне сказали, что в том же ресторане лейтенант встретил двух господ с роскошными именами Ромеро и Леонардо Аньелли, темноволосых, темноглазых и напоминающих выходцев со Средиземного моря. Надо сказать, что мужчины с такой внешностью – не обязательно выходцы из стран, расположенных к югу от Альп. Вы, должно быть, знаете, что их немало и в нашей стране, где преобладают светловолосые и бледнолицые. Так что Аньелли – наши соотечественники.

– Вы в этом совершенно уверены? – спросил ван Эффен. – Я неплохо знаю Италию и…

– Лейтенант ван Эффен! – Ван Дам был шокирован. – Если мой коллега…

Профессор Спан сделал извиняющий жест рукой.

– Нет-нет, Гектор, вопрос лейтенанта вполне законный. Насколько я понял, расследование, которое они ведут с полковником, – дело очень серьезное, – примирительно сказал он. – Просто лейтенант сомневается, что эти господа – голландцы. Я могу поручиться жизнью за правильность своего суждения. Кроме того, я полагаю, что эти господа – из Утрехта. Вас, возможно, поражает моя проницательность? Не удивляйтесь. Моя квалификация безупречна: я голландец из Утрехта. Твоя очередь, Томас.

Спанрафт улыбнулся:

– Моя квалификация похожа на квалификацию Гектора. Я выскажусь по поводу дамы, которая сделала все эти странные телефонные звонки. Она, без сомнения, молода и образованна. Скорее всего, имеет высшее образование. Северная Ирландия, Белфаст. Моя квалификация? Я тоже работал по приглашению. Читал лекции и занимался исследованиями в Королевском университете в Белфасте. – Его улыбка стала шире. – Бог мой! Я даже мог учить эту юную леди!

– Если вы ее и учили, то не тому, чему нужно, – мрачно заметил де Грааф.

Полковник повернулся к ван Эффену, сидевшему за рулем «фольксвагена». Поскольку сегодня вечером лейтенант должен был общаться с группой Аньелли, было благоразумнее не пользоваться «пежо», где наличие радиотелефона было бы обнаружено. Разумеется, документы на машину и страховка были оформлены на имя Стефана Данилова.

– Ну и что нам дают эти ирландские связи, Питер?

– Пока не имею представления. Мы, конечно, знаем, что в прошлом мелкие преступники продавали русское оружие Ирландской республиканской армии. Продавали и оружие других стран Восточного блока. Но это, как я уже сказал, мелкие преступники. Серьезными делами они не занимаются. Здесь же речь идет о совершенно других масштабах, гораздо крупнее. У ИРА в нашей стране никогда не было организации, о которой стоило бы говорить. FFF – другое дело. Если мне понадобится связаться с вами сегодня вечером, где я смогу вас найти?

– Лучше бы ты не поднимал этот вопрос. Раньше я надеялся провести этот вечер в кругу семьи. А теперь? Если правительство действительно решит направить эмиссара на переговоры с FFF… Господи, Питер, мы совершенно забыли послушать новости в шесть часов! Должны были объявить, где именно правительство собирается вести переговоры.

– Это совершенно не важно. Достаточно поднять трубку, и вам скажут.

– Верно. Теперь по поводу эмиссара, которого я упомянул. Кого, по-твоему, следовало бы выбрать?

– Министра юстиции?

– Кого же еще! Моего господина и повелителя, которого ты неоднократно и довольно точно называл старухой. Старух обычно водят под руки. Кого бы ты определил на роль сиделки?

– Вы бы прекрасно справились с этой ролью. Вас все равно выберут на нее. Не забудьте взять достаточно большой зонтик, чтобы мог укрыть вас обоих.

Пошел дождь, такой сильный, что стеклоочистители «фольксвагена» не справлялись.

– Вы должны быть польщены, господин полковник, что в этот важный исторический момент вам посчастливилось занять место в первом ряду возле арены разворачивающихся событий.

– Я бы предпочел для себя кресло у камина. – Де Грааф изо всех сил уменьшал и без того слабую видимость, попыхивая сигарой. – Но где бы я сегодня ни сидел, любое из этих мест будет гораздо безопаснее того, где будешь сидеть ты. Хотя вряд ли в подвалах королевского дворца есть кресла. – Де Грааф явно стремился усилить духоту в машине. Некоторое время он молчал, потом заметил: – Не нравится мне все это, Питер! Не нравится. Слишком много всяких «если», «но» и вопросительных знаков.

– Я должен признать, что и сам от всего этого не в восторге. Но мы с вами понимаем: это единственный способ проникнуть в организацию. Я очень рад, что