Кукла на цепочке - Алистер Маклин

– Очевидно, с помощью ломика и стамески?

– Думаю, да. Но я почти уверен, что никаких жалоб по этому поводу не будет. Оудшорн говорит, что ему попались какие-то странные карты и планы, в которых он ничего не может понять. Скорей всего, они не представляют никакого интереса, но мы не можем пренебрегать даже одним шансом из тысячи, поэтому я попросил Оудшорна прислать их сюда. Не мог бы человек, который повезет карты, по дороге прихватить какого-нибудь знающего парня из городского геодезического управления? Такой специалист помог бы нам разобраться с картами.

– Значит, один шанс на тысячу? И ты хочешь, чтобы эту грязную работу сделал я? – спросил де Грааф.

– Да. – Лейтенант вернулся к телефонному разговору: – Попроси того, кто повезет бумаги, заехать в геодезическое управление, взять там кого-нибудь потолковее и привезти сюда. Об этом договорится сам полковник.

Пока де Грааф давал по телефону инструкции (он никогда не обращался с просьбой), ван Эффен включил радио, так чтобы оно звучало совсем тихо. Передавали дикую какофонию – один из хитов, совершенно не во вкусе лейтенанта. Когда музыка прекратилась, он включил радио погромче. Послышался хорошо поставленный голос диктора:

«Мы прерываем нашу программу специальным выпуском новостей. Группа FFF, о деятельности которой вы все слышали или читали в газетах в течение последних двух дней, сделала новое заявление:

„Мы обещали пробить брешь в дамбе канала Норд-Холланд, либо в шлюзе Хагестейн, либо и там и там. Мы предпочли пробить брешь в дамбе. Шлюз Хагестейн мы не разрушили, потому что не приближались к нему ближе чем на пятьдесят километров. Но должны признать, что появление армии, полиции, вертолетов военно-воздушных сил и экспертов из Управления гидротехнических сооружений было впечатляющим.

Полагаем, что теперь никто не сомневается в том, что мы в состоянии вызвать наводнение любой силы по своему усмотрению. Причем мы можем это сделать в любом месте и в любое время. Наши акции останутся безнаказанными – помешать нам никто не в состоянии. Как мы уже отмечали и как снова продемонстрировали, правительство страны бессильно.

Уверены, что народ Нидерландов не желает продолжения подобных акций. Откровенно говоря, мы этого также не желаем. Но у нас есть определенные условия, которые должны быть выполнены, и мы хотели бы обсудить эти условия с ответственными членами правительства. Предлагаем организовать такую встречу сегодня вечером в любом месте. Встреча должна транслироваться по радио и телевидению. Переговоры будут вестись только с лицами в ранге не ниже министра нынешнего Кабинета.

Лицо, ведущее переговоры с нашей стороны, не может быть арестовано, взято в качестве заложника или подвергнуто каким-либо другим ограничениям. На всякий случай предупреждаем, что мины уже заложены к северу и югу от Лелистада. Более точных координат этих мин мы давать не намерены. Скажем только, что они гораздо мощнее того, что использовалось нами до сих пор, и для заделывания бреши потребуется несколько дней, а то и недель. Если наш человек не вернется к определенному часу, будет затоплена значительная часть Восточного Флеволанда. Никаких предупреждений о времени затопления сделано не будет. Брешь будет пробита ночью.

Ответственность за затопление Восточного Флеволанда и его обитателей полностью ляжет на правительство. Мы не так много просим – всего лишь поговорить с представителем правительства.

Если правительство проигнорирует нашу скромную просьбу, мы затопим польдер. Уверены, что после этого правительство станет более благоразумным и более внимательно отнесется к нашим просьбам. Граждане Нидерландов согласятся с тем, что правительство, которое из-за своей задетой гордости или гнева допустит затопление значительных территорий и создаст угрозу жизни многих людей, не может оставаться у власти.

Сотрудничать нужно сейчас, а не тогда, когда будет нанесен огромный ущерб, которого можно было избежать.

Мины уже на месте“.

Это полный текст заявления. Правительство предложило – не приказало – не делать никаких комментариев и не обсуждать это возмутительное требование до тех пор, пока оно не решит, что предпринять. Правительство заверяет граждан, что в его силах отразить эту и другие подобные угрозы».

Ван Эффен выключил приемник.

– Спаси нас, Господи, от политиков! Как всегда, хотят по-быстрому обдурить нас. Правительство застали врасплох, у него еще не было времени подумать – кое-кто великодушно полагает, что оно способно думать, – и оно не придумало ничего лучше, как изрекать скучные и бессмысленные банальности. Нам предлагают верить правительству. Помилуй бог, да члены правительства в самих себя не верят! Как же мы можем им верить! Я бы уж скорее поверил пациентам психбольницы!

– Предательские разговоры, лейтенант, предательские. Я мог бы посадить тебя за это в тюрьму. – Де Грааф вздохнул. – Беда в том, что мне пришлось бы сесть вместе с тобой, потому что я согласен с каждым твоим словом. Если правительство искренне верит, что народ примет его бессмысленное заявление за чистую монету, то оно еще хуже, чем я думал. Хотя вряд ли это возможно. Правительство оказалось в крайне сложном положении. Неужели оно этого не понимает?

– Я думаю, что оно это прекрасно понимает. Правительство начинает соображать, когда речь идет о его собственном политическом выживании. Оно также понимает, что не стоит прятать голову в песок, иначе через неделю оно лишится власти. Забота о сохранении статус-кво – собственного статус-кво наших политиков – способна творить чудеса. Они уже сделали промах, когда велели диктору сказать, что правительство предлагает, а не требует обсудить это дело. Разумеется, диктору приказали, а не предложили. Иначе диктор, читающий сводку новостей, никогда не стал бы употреблять такие выражения, как «возмутительное требование». В приведенном сообщении FFF нет никаких возмутительных требований. Вот на встрече с членами правительства эти люди предъявят свои настоящие требования, которые почти наверняка будут возмутительными.

– Любое обсуждение этого дела сведется к абстрактному теоретизированию. А значит, не стоит его и обсуждать. Нашего внимания требуют другие, более срочные и более важные дела.

– В данный момент у меня действительно есть дело, требующее моего внимания, – сказал ван Эффен. – Мои друзья-террористы считают, что я сейчас сплю у себя в номере в отеле «Трианон». Кстати, я бы и в самом деле не прочь вздремнуть. В вестибюле отеля моего появления дожидается шпион Аньелли. Предполагается, что я должен спуститься в вестибюль в той же экипировке, в которой утром ходил в «Охотничий рог», и мне не хотелось бы их разочаровывать.

Зазвонил телефон. Де Грааф взял трубку, послушал и передал ее ван Эффену.

– Да. Да, лейтенант ван Эффен… Я подожду… Почему я должен это делать? – Лейтенант отодвинул трубку на несколько сантиметров от уха. – Какие-то придурки советуют мне поберечь барабанные перепонки и…

Он осекся, потому что в этот момент из трубки раздался пронзительный женский крик. Кричали не от страха, а от боли. Ван Эффен прижал микрофон к уху и несколько секунд слушал, затем повесил трубку.

Де Грааф спросил:

– Ради бога, скажи мне, что это было?

– Это Жюли. По крайней мере, так утверждает звонивший. Он заявил следующее: «Твоя сестра не очень-то хочет с нами сотрудничать. Мы позвоним позже, когда она этого захочет».

– Пытки, – сказал де Грааф. Голос его был ровным, но глаза метали молнии. – Они пытают мою Жюли.

Ван Эффен слабо улыбнулся:

– Как вы помните, и мою тоже. Вполне возможно. Пытки – это специализация братьев Аннеси. Но в данном случае сработано слишком грубо, слишком нарочито и театрально.

– Господи, Питер, она же твоя сестра!

– Да. Я напомню об этом братьям Аннеси, когда их увижу.

– Проследи этот звонок, парень! Проследи этот звонок!

– Не стоит. У меня хороший слух. Я уловил легкий свист магнитофона. Это была запись. А передать могли откуда угодно. Все это заставляет меня сомневаться в том, что голос был настоящим.

– Тогда какого черта они позвонили?

– Вероятно, по двум причинам, хотя о первой я могу только догадываться. Вряд ли