Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

Ему бы, бедолаге, бежать снова. Подальше от проклятого места.

Но Роберт остался.

И случилось страшное: не вынесла больная душа нового испытания, хрустнула, разломилась пополам и так, безобразной калекой, замерла, словно присматривая для себя жуткое поприще.

— Раздвоение личности, да? Он ощутил себя покойной матерью?

— И не только ощутил, но стал активно воплощаться в ее образ. Отрастил волосы, носил материнские платья, использовал ее духи. Несчастная бабушка. Представляю, какой кошмар довелось пережить ей еще до того, как в стенах дома произошла очередная трагедия.

— Да, теперь и я представляю, как все это происходило. Бедная, бедная Софья Аркадьевна! Чего только не пришлось пережить этой женщине.

— Надо тем не менее отдать должное ее безрассудному мужеству. Внука она скрывала до последнего. Но произошло убийство — событие по тем временам неординарное: сыскная машина заработала по полной программе. Роберта поймали и водворили в психиатрическую лечебницу. Иными словами, ему опять не оставили иной возможности, кроме как тихо угасать в унылом заточении. И снова он избежал этой участи, правда, не без постороннего вмешательства. К тому же теперь мы имеем все основания усомниться, что этот выход оказался для него лучшим. Скорее, наоборот.

— Его забрал этот человек. Собственно, к этому выводу мы пришли сегодня утром. Но никак не могли понять, зачем ему понадобился Роберт, постаревший, неизлечимо больной… Обуза, да и только…

— Да. Но только на первый взгляд. А вернее, на взгляд нормального человека. Максим Симонов таковым не был.

— Максим Симонов?!

— Да, это настоящее имя вашего загадочного соседа. И собственно, тот ключ, который помог мне проникнуть в целую анфиладу потаенных комнат заколдованного замка. А вернее, дома. Но следует, видимо, рассказать обо всем по порядку.

Вчерашний день начался с прискорбного известия.

Погиб замечательный человек. Прекрасный врач. А если быть точной в определении — Целитель.

В истинном и самом высоком значении этого слова.

Даже Смерть вынуждена была признать это — она явилась за ним не куда-нибудь, а именно в кабинет, за дверью которого десятки страждущих ожидали помощи и спасения.

Впрочем, это метафора.

Но доктора Керна действительно убили в его кабинете перед началом обычного приема. Собственно, именно поэтому, а еще потому, что убийство было совершено варварским образом — Женю зарубили топором, — все немедленно решили, что это дело рук кого-то из его же больных — человека с расстроенной психикой.

Последнее утверждение на самом деле справедливо, хотя убийца никакого отношения к пациентам доктора Керна не имеет.

Однако это стало ясно значительно позже.

Сначала я просто горевала.

Потом позвонил Павел.

Откровения подзащитного привлекли его внимание к персоне Макса Симона, и он надеялся получить от меня дополнительную информацию. Помочь в тот момент я не могла. О Максе Симоне действительно много пишут и говорят последнее время… Впрочем — что это я? — писали и говорили… Однако вся информация носила в основном рекламный характер: никаких профессиональных рекомендаций и даже пояснений дать было невозможно.

На том и расстались.

Вернее, полагали, что расстались.

Уже очень скоро — часа через два, а быть может, и того меньше — фигура Макса Симона привлекла мое пристальное внимание.

Причем, как ни странно, именно в связи с гибелью Жени Керна.

Признаюсь, мне потребовалось изрядное время для того, чтобы различить наконец совершенно недвусмысленный указующий знак судьбы. Можно сказать, что он буквально свалился мне на голову вместе с подборкой старых психологических журналов. В одном из них речь шла о новой, сверхпрогрессивной методике молодого московского психотерапевта.

— Евгения Керна?

— Нет, Максима Симонова. Но имя Евгения Керна там тоже присутствовало. Оно было выведено моей рукой на полях. Толстым красным карандашом. Дважды подчеркнуто. И вдобавок сопровождено двумя возмущенными знаками: вопросительным и восклицательным. Все вместе это говорило о крайней степени душевного волнения, в котором я пребывала, делая пометку.

И было отчего!

Методика Симонова, или «СР»-методика, наделала в свое время много шума, и, конечно же, я была о ней наслышана. Речь шла — ни много ни мало! — о способе избавления человечества от самых тяжких зависимостей, притом — без всякого принуждения. Исключительно добровольно, на основе собственного решения — сокращенно СР.

Позже все как-то сошло на нет.

Всенародного исцеления не случилось.

Максим Симонов, получив, впрочем, все причитающиеся пряники, куда-то благополучно исчез.

А спустя лет пять или шесть в Москве объявился тихий неприметный доктор Керн, который, не поднимал особого шума и не претендуя на общественное признание, упрямо лечил самых безнадежных алкоголиков и наркоманов. И вылечивал! Свою методику Керн никак не называл и вообще не вел речь ни о каких методиках. Просто работал, охотно делясь опытом с коллегами.

На одном из семинаров его спросили о Максиме Симонове.

Керн замялся.

Он вообще был тихим, застенчивым человеком, а тут и вовсе смешался, отвечал довольно бессвязно.

Аудиторию ответ не устроил. Многие помнили шумиху вокруг «открытия» Симонова и одновременно хорошо знали доктора Керна. Словом, Женьку, что называется, «приперли к стенке». Старательно обтекая острые углы, он поведал нам мистическую историю о том, как одно и то же откровение посетило одновременно двух аспирантов: скромного провинциального и бойкого московского. Первый доверчиво известил о своем открытии научный журнал, который — к слову! — редактировал научный руководитель второго. Через три (!!!) месяца второй вежливо сообщил далекому коллеге, что они действовали синхронно.

Исход был известен.

Максим Симонов собрал обильный урожай.

Евгений Керн начал работать со своими провинциальными алкоголиками.

Разумеется, ни в какое совпадение мы не верили. Некоторое время аудитория кипела возмущением и праведным гневом. Женя взирал на это буйство с легким укором и тихо улыбался.

Минут через десять страсти улеглись: никто толком не знал, как следует поступать в таких случаях.

Да и где теперь — в конце-то концов! — было искать подлого Максима Симонова. Пожав плоды чужого труда, плагиатор провалился словно сквозь землю.

Отголоски бури, очевидно, не сразу улеглись в моей душе, потому что, возвратившись тем вечером домой, я разыскала журнал с публикацией Максима Симонова, перечитала ее, сопроводила многозначительной пометкой на полях и только тогда… благополучно обо всем позабыла.

Вспомнить, однако, пришлось…

— Значит, этого человека звали Максим Симонов… Дурацкий псевдоним возник отнюдь не из пижонства… Были более веские причины. Это понятно. Но — убивать? И за что, прости Господи? Доктор Керн, как я поняла, являл собой воплощение христианского терпения и любви к ближнему. Отчего это вдруг он показался опасен? Прошло столько лет! К тому же они существовали в разных измерениях. Совершенно разных. Один обслуживал элиту. Другой врачевал неимущих. И ни на