Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

— Иронизируешь? Напрасно. Прежде всего он хотел сообщить, что к назначенному сроку прибыть не сможет. А во-вторых — будешь смеяться, насчет консультации ты почти угадала! — интересовался, куда именно следует обратиться в связи с этим неприятным происшествием.

— То есть был совершенно спокоен?

— Абсолютно. Скажу больше: он даже высказал предположение, что несчастный — он так и сказал:

«несчастный» — напал на него именно в тот момент, когда понял, куда он направляется.

— Иными словами, дал понять, что между делом твоего подзащитного и внезапной агрессией его подопечного есть связь?

— Самая непосредственная.

— Что ж, я тоже так считаю. И его признание в принципе не добавляет ничего нового.

— Согласен. Но на этом хорошие новости заканчиваются.

— Что ж поделать! Давай плохие.

— Очень плохие? — Он налил себе еще виски.

— Давай очень…

— Твоя встреча с моим подзащитным не состоится.

— Полагаю, дело не в упрямом следователе?

— Правильно полагаешь. Сегодня днем, пока мы с тобой копались на пепелище, Андрей Анатольевич Сазонов повесился в камере следственного изолятора.

Откровенно говоря, я была готова услышать это.

Готовность возникла несколькими секундами раньше, когда стало ясно, что нечто «очень плохое» случилось с подзащитным Павла.

В течение этих секунд в сознании пронеслось стремительно: побег, несчастный случай, болезнь, убийство, самоубийство…

Зацепилось последнее.

И тем не менее потрясение велико.

— Выпить хочешь? — внезапно интересуется Павел, словно это не он, а я в гостях у него прихлебываю виски.

Нет, выпить я пока не хочу.

— Ты абсолютно уверен, что это самоубийство?

— В смысле?

— Ну, говорят, в камерах всякое случается?

— Вот ты о чем! Абсолютно. В камере он был один. И вообще, у меня хорошие связи среди сотрудников изолятора, и… ну, это тебе знать не обязательно. Словом, можешь мне поверить: он добровольно ушел из жизни. Совершенно добровольно.

— Скажи мне еще вот что. Теперь, я думаю, уже можно. Ты лично допускал, что он виновен?

— Я, кажется, уже говорил тебе, что исключать этого никогда нельзя, но в случае Сазонова вероятность равнялась сотой доле процента.

— Ну тогда последнее: ты сказал, пока мы копались на пепелище… То есть все произошло, когда Симон был уже некоторое время мертв.

— Да. Симона, судя по всему, ссбачки съели без чего-то восемь. А смерть Андрея наступила между пятнадцатью сорока пятью и шестнадцатью часами дня.

— Тогда ответь: существует вероятность, что он каким-то образом узнал о гибели Симона?

— Чисто теоретическая. Тюремный телеграф, конечно, работает очень быстро, но Симон — не криминальный авторитет, в его случае — вряд ли.

— Но в принципе это возможно?

— В принципе — да. И знаешь, я даже попробую это выяснить.

— По тем каналам, о которых мне знать не обязательно?

— Без комментариев.

— Что ж, попытайся. Но сейчас гораздо важнее другое…

— Можешь не продолжать. Я же сказал — новостей много. И все — плохие.

— Те трое?!

— Да. Но не все — так фатально.

Номер первый. Юлия Богарне.

Между прочим, супруга известного олигарха Михаила Моргулиса. Отбыла в неизвестном направлении несколько дней назад.

Одна.

Моргулис — в Москве. Но все попытки выяснить местопребывание жены пресекает самым решительным образом.

Так что нечего и пытаться.

Опасно для жизни.

Номер второй. Татьяна Снежинская.

Одинокая старая дева, но — заметь, любопытная деталь! — тоже состоящая в близком родстве с людьми довольно серьезными. Ее родная сестра — Ольга Басаргина, популярная телеведущая и супруга Вадима Басаргина, крупного предпринимателя.

Здесь все очень плохо.

Сегодня пыталась свести счеты с жизнью. Наглоталась таблеток. Жива. В реанимации. Надежд почти нет.

И возможности побеседовать, как ты понимаешь, — тоже.

И наконец, номер третий. Вадим Панкратов.

Тоже, между прочим, олигарх. Правда, бывший. В свое время взлетел очень высоко, но задержался на Олимпе недолго. Подточили кризисы, добили конкуренты. Потерял все, что нажил. По слухам, тихо спивается.

Возможно, в силу этого прискорбного обстоятельства какая-либо информация о нем на сей час отсутствует. Ведутся, что называется, поиски. Но мне почему-то кажется, что с ним тоже не все ладно.

У меня — все.

Тебе достаточно?

Павел переводит дух и опрокидывает в себя очередную порцию виски.

Я его понимаю.

— Более чем. Но послушай, тебя не наводит на размышление одно совпадение? Правда, оно прослеживается не во всех случаях.

— Время?

— Да. Твой Сазонов решил уйти из жизни именно сегодня, после того как смерть настигла его психотерапевта. Вторая женщина…

— …Татьяна Снежинская.

— Татьяна Снежинская тоже именно сегодня ринулась глотать таблетки. Думаю, тебе не составит труда узнать, когда именно это произошло, но что-то подсказывает мне, что после смерти Макса Симона. Жена олигарха исчезла несколько дней назад, и мы попросту не знаем, что предпримет — или уже предприняла! — она сегодня. То же — касательно бывшего олигарха. Как видишь, тенденция прослеживается. В двух случаях — явно, в двух других — только теоретически.

— И ты в состоянии ее объяснить?

— Видишь ли, только сейчас я начинаю откровенно опасаться, что все это время находилась во власти одного устойчивого представления. Довольно легкомысленного и даже глупого, как выясняется.

— Ты не воспринимала этого Симона всерьез.

— Да. Но откуда тебе это известно?

— Ну, милая моя, я тоже кое-что подмечаю в людях, тем более — хорошо мне известных. Твое же отношение к Симону если и не на лбу было написано, то уж в речах сквозило ощутимо: «Манипулятор… рекламные трюки…»

— Ты прав. Манипулятор, ловкий ремесленник… Похоже, не смогла оценить его по достоинству. Каюсь.

— Ладно, не надо только бросаться в другую крайность. Что ж теперь получается, по-твоему: он после своей смерти умудрился… потащить их за собой, что ли?! Чушь! Мистика чистой воды! В своих романах ты пиши что угодно, но сейчас — уволь! Я человек материалистический.

— Ничего такого я не говорила. И до сего момента не думала даже! Но теперь…

— Нет! Прекрати! Слушать ничего не желаю!

* * *

Возможно, мы поругались бы всерьез.

Но в эту минуту у судьбы снова меняется настроение.

Неожиданно, и практически — в открытую, она приходит мне на помощь.

Во-первых, прерывая наш спор оглушительным звонком телефона.

Во-вторых, информация, которую несет в себе этот случайный звонок, предостерегает меня от опасного заблуждения.

Более опасного, чем то, в котором я только что покаялась.

— Марина Андреевна! — Молодой нахальный голос в трубке мне не знаком. — Это Катя Кускова. Помните меня?

— Не помню! — неласково отзываюсь я и уже собираюсь положить трубку, как вдруг начинаю понимать смысл безостановочной тирады Кати Кусковой.

— Не могли бы вы прокомментировать для нашей газеты сообщение о гибели известного психотерапевта Макса